— Ты посмотри, посмотри, — заголосила дама в шляпе, уставившись на Таньку в упор. — Что ты спасти хочешь? От чего? Для чего? Им Конец Света НЕОБХОДИМ, это ведь ужас, что делают. Мало того, что равновесие нарушают, страдают избытком Здравого Смысла, сосредоточились на материальном, гасят Магию на корню. Так еще и души мертвых не отпускают, делают все, чтобы их удержать, жертвы приносят в виде цветов, поминки устраивают, на кладбище ходят, зовут покойников обратно. Тут же полная безнадега.

— Да, странная у них привязанность к уже использованным физическим телам, — согласился Амвросий. — Им давно всем сообщили, что бессмертна — душа, а они так и носятся с этими телами, ни Магии, ни Здравого Смысла, глупость одна, притом вредная. И уж вы-то, коллега, это знаете достоверно. Чем вас Конец Света не устраивает? Ни одна заслуживающая внимания душа не пропадет, а так — пропадают.

— Да ему-то что беспокоиться о пропажах? У него всего четыре подотчетных души тут осталось, тоже мне, Бог… — саркастично вставил тип с внешностью настолько непримечательной, что мог бы секретным агентом работать, посторонним бросались в глаза лишь недостатки его прически. Его имя значило «свет». Достаточно долго его многочисленный народ поклонялся солнцу, хотя сам Лукьян большое значение придавал жизни загробной. Именно он предложил остальным устроить собрание на кладбище.

— Я решение уже принял. И у меня есть свои причины для этого, — ответил Бог, имени которого не называли.

— Но почему? — вмешался Пантелеймон. В отсутствии аватары он общался с компанией без речевого аппарата: его мысли поступали прямо в сознание каждого из присутствующих. — Неужели тебе хочется жить тут? По какой глупейшей причине можно хотеть жить в физическом теле среди людей, которые откровенно вымирают и губят собственные души? Да еще нас обрекать на то же самое?

Пантелеймон к созданию человека на заре веков подошел самым что ни на есть гедонистическим образом. Он создал сам себе материальное тело, разделился пополам и сто лет с упоением занимался процессом размножения. От его пятисот детей произошел народ, весьма многочисленный. Потом ему это шумное семейство надоело, и он продолжил нематериальное существование. Но потомков не бросил, заботился о детях: на тех, кто вел себя неправильно, нехорошо, насылал всяческие болезни, а «правильным» продлевал жизнь. Если бы не приближающийся Конец Света, то кое-какие из своих принципов он после чрезмерного потребления пива мог бы уже пересмотреть.

Танька передернула плечами, вся эта компания ей не нравилась, слова вылетали какие-то не свои, будто внутри нее кто-то оправдывался. Она уже открыла рот, чтобы сказать что-нибудь резкое, но голос в голове твердо произнес: «Молчи, а то будет хуже. Их шестеро, и они намного сильнее нас с тобой».

— Вы тоже можете найти здесь то, чего вам не хватает. Здесь есть упоительная, новая Магия, но она образуется лишь при наличии тела, вы ее не учитывали никогда, — вслух сказал Бог.

— И что это такое? — ухмыльнулся Лукьян.

— Так не объяснишь…

— Не хочешь, так не объясняй, — нервно рявкнула дама в шляпе, и залилась краской, казалось, ее вот-вот хватит удар. — Все равно чушь думаешь.

Всеведущие мыслят иначе, чем люди. Однако пребывание в аватарах слегка модифицирует их мыслительные процессы: Боги воспринимают не всю информацию сразу, а только ту ее часть, на которой сосредоточиваются. Пусть Бог, чьего имени называть нельзя, и не сказал, что он имел в виду, они его поняли. Но решили, что он не прав, на основе личного неудачного опыта.

— Мы тебя предупредили, — добавила дама в шляпе. — Будем мешать. Очень сильно мешать будем, так что, может, еще передумаешь…

Боги начали растворяться в воздухе, с хлопком, один за другим, чтобы не привлекать внимания, хотя и так никому дела не было. Последним рядом с Танькой остался Мистер Джон, который все это время молчал, и протянул на прощание руку.

— Не повезло Евстахию. Климактерическая тетка — его аватара, вон нервная какая, и краснеет вся…

Как и другие Боги, Мистер Джон знал, что нервность Евстахия была обусловлена его странной манерой руководить людьми. Евстахий в свое время разделился на множество — эдакий Бог-муравейник. Некоторые его части отличались ужасным характером, некоторые — замечательным, но в среднем получалось вполне конструктивно. У него не было представления о морали, он не объяснял своему народу, что такое хорошо и что такое плохо, и не карал за грехи. Основной обязанностью его народа было плодиться и размножаться. Многоликость со временем надоела, и Бог снова стал единым, но характер испортился. Имя он себе выбрал Евстахий, что значит «пышно колосящийся», то есть Евстахия, раз аватара женщиной оказалась.

Мистер Джон пожал Танькину руку, надел форменную фуражку с синим околышем, какие бывают то ли у летчиков, то ли у железнодорожников, и, моргнув голубыми глазами, исчез.

По грязи Танька вышла на асфальтированную дорогу, потопталась ботинками в луже, взмахнула рукой ритуальному автобусу. Автобус затормозил.

Сбоку подбежала большая черная собака с шелковистой шерстью и висячими ушами, подозрительно заглянула в глаза.

— У меня еды нет, милый песик, могу только за ухом почесать.

— А он не попрошайка, — сказал Олежка, взяв сестру за руку. — Пес проверяет, не вселился ли кто в тебя, здесь бывает. Души мертвых иногда вселяются в тех, кто горюет сильно. Человек горюет, его собственная душа устремляется за умершим, а чужая душа, которую родственники не отпускают, может попробовать к ним вернуться так. А ты тут не одна, сейчас он ругаться начнет…

Пес яростно залаял.

Из ритуального автобуса выглянул бойкий парень и оценивающе оглядел Таньку с ног до головы: