– Если не возражаете, я взгляну на рабочее место убитой. А вас я пока попрошу подготовить мне личные дела сотрудников, работавших над проектом Фишмана.

– Это невозможно, – категорично проговорила Светлана Ивановна. – Личные дела сотрудников по проекту Фишмана утром затребовала головная организация.

– Ну да, – поддакнула Наталья. – Из «Сигмы» прислали курьера, и мы ему передали все шесть папок.

– Можете выписать хотя бы фамилии этих людей? – уточнила я.

– Простите, Агата Львовна, но нам не нужны неприятности, – откликнулась разбитная Наталья. – Екатерина Андреевна, если захочет, может назвать этих людей: она тоже работала над проектом Фишмана и лучше нас знает своих коллег.

Меллина невесело усмехнулась, наблюдая, как я исследую стол ее погибшей подруги, и Наталья, заметив этот взгляд, сказала:

– Екатерина Андреевна, напрасно вы так усмехаетесь. Это же вам нужно, зачем мы со Светой будем подставлять свои головы? Да, кстати, я кое-что вспомнила. Вы спрашивали, не было ли в понедельник чего-то необычного? Так вот: Ольга Петровна отъезжала в первой половине дня в управление, вернулась перед самым обедом.

– Да нет, ну что ты, скажешь тоже – перед обедом! Всего-то и не было Ворониной с час, не больше, – возразила Светлана Ивановна.

– Какой там час, я засекала, два с лишним часа отсутствовала, – упрямилась ее коллега.

Пока дамы спорили, я нашла то, что искала: на самоклеящихся отрывных листочках желтого цвета, которые имеются на рабочем столе каждого уважающего себя управленца и на которых обычно пишут что-то важное, а потом клеят на видные места, чтобы не забыть и не потерять, я увидела отпечатки слов. Должно быть, хозяйка рабочего места написала что-то на таком вот листке, сильно нажимая на ручку. Некто вырвал эту запись, а вот на то, что осталось под ней, посмотреть не догадался. Не афишируя находку, я прибрала ее в сумку и вопросительно взглянула на свою нанимательницу. Меллина как раз заканчивала писать список тех шести человек, участвовавших в проекте Фишмана, которыми я интересовалась. Получив записи из ее рук, я удивленно вскинула брови. Среди фамилий, которые я ожидала увидеть, была и одна неожиданная – фамилия моего отца.

Покинув отдел кадров, я отошла к окну и еще раз перечитала список. Начинался он с Максима Романовича Фишмана, что неудивительно. Второй по счету шла Екатерина Андреевна Меллина, и это тоже не слишком меня удивило. Как, впрочем, не вызвала никаких вопросов и Ида Глебовна Рудь. Далее имели место некий Ростислав Саввич Головин и дедов стукач Николай Николаевич Жакетов, о котором рассказывал отец. А вот за ним внезапно я увидела имя Льва Владленовича Рудя, отчего мне сделалось нехорошо.

Не понимая, каким это образом «подопытный кролик», как называл себя отец, может быть участником проекта Фишмана, я указала на него пальцем и через силу выдавила, глядя в глаза Меллиной:

– Разве Лев Рудь не был испытуемым? Он что, был в вашей команде?

– Откуда ты знаешь про испытуемого? – с недоумением взглянула на меня женщина. Но тут же добавила: – А впрочем, какое мне дело? Убили Ольгу, какие уж тут секреты! Твой отец, Агата, был отличным биологом и после окончания университета работал в нашей лаборатории. Когда Фишман пришел к Владлену Генриховичу со своей идеей, Лева вызвался стать первым, на ком опробуют его метод. Владлен и Ида отговаривали сына, но Лева был непреклонен – он очень верил в Фишмана.

– А вам известно, что Лева им не родной? – пытливо прищурилась я.

– Какая разница: родной – не родной? – пожала плечами Меллина. – Они очень любят Леву. Любят до сих пор.

– Даже после того, что он сделал? – усмехнулась я.

– Неужели Ида рассказала? – недоверчиво покосилась на меня Меллина. – И что же ты знаешь?

– Знаю, что отец не вернулся с конференции, оставшись жить в Израиле. После этого деда сняли со всех постов и отправили в отставку, и Владлен Генрихович до сих пор считает, что отец мог бы это предположить, когда шел на такой шаг.

– Думаю, действительно мог.

– Значит, мой отец – негодяй и подонок! – повысила я голос.

– Я этого не говорила, – тонко улыбнулась Меллина.

– А может, папу подставили? Тот же Макс Фишман, который, насколько я знаю, тоже остался в Израиле? Может, это он не дал отцу вернуться в Союз?

– Все может быть. Макс на многое способен, – не стала спорить моя собеседница. – Фишман – умница и красавец, светлая голова. В него были влюблены все женщины института.

– Не о нем ли горевала и ваша подруга? Может, это Макса Фишмана Ольга встретила на автобусной остановке в день своей смерти?

– Все может быть, – снова пожала плечами Екатерина Андреевна. – Этого мы с тобой уже не узнаем.

– Жизнь покажет, – проговорила я с вызовом, поворачиваясь лицом к лифту. – Мое время истекло. Поеду, поговорю со следователем, который ведет ваше дело. Может, узнаю что-то новое.

– Было бы отлично, фамилия следователя Ткаченко, зануда из зануд, – пожаловалась доверительница. – Судя по всему, подозревает меня всерьез. Как выйдешь из прокуратуры, позвони, пожалуйста, мне на мобильный – я буду ждать. А лучше заезжай.