Поэты пражского «Скита»
вернуться

Малевич Олег Михайлович
Шрифт:

НЕСОСТОЯВШАЯСЯ БУРЯ

Стучался дождь. Я говорил — Войдите. А он стоял, прозрачный и слепой. Стеклянною, струящейся толпой Подкладку туч насквозь прошивших нитей. И все не двигался за рамой, как портрет, И бледный лик слегка кривил и хмурил, Как будто ждал — а бури нет и нет, И с нею радости от пережитой бури, Когда сквозь сетку разоренных гнезд Ты видишь мир и слышишь шелест звезд. Чтобы с волненьем счастья и испугом Войти на зов и стать бессменным другом. «Меч». 22.V.1938

ВЕСЫ АВЕЛЯ

Ты отступаешь в тень своей судьбы, Ты умолкаешь, бедный брат мой Авель. Слабеет день и гаснет без борьбы. И дождь идет, по трубам шепелявя. Ты остаешься в комнате, без сна. Костер времен еще горит над крышей, И бледная столичная весна Еще цветет, еще дрожит и дышит. О,как легки часы любви твоей! А в ветре был гортанный ветер юга. Он предлагал щемящий сок ветвей, Лазурь небес, покой и руку друга. Но жизнь тебе дана не для утех. И тень весов скользит на небосводе. Пока, синея, дым твой выше всех Над утренними трубами восходит. «Современные записки». 1938. Т. 67

НОЖНИЦЫ ДАЛИЛЫ

С полями — в дружбе, с городом — в родстве, Ряды домов, асфальт и тощий ясень, Где ветры тайно шепчутся в листве О том, что мир — огромен и прекрасен, О том, что страшно жить так много лет В одном квартале и в одной квартире, Где нет ни отблеска, ни отзвука в ответ На вихрь и свет, давно идущий в мире. С экватора иль с полюса — Бог весть, Но легкий гул, как дым, плывет над крышей И говорит — Один ответ лишь есть: Идти на зов, когда тот зов ты слышишь. Где волосы твои, Самсон, Самсон! Полночный ветер веет на могилы. Ты упоен. Ты спишь и видишь сон: Лязг ножниц и запястия Далилы.

КОМАНДОР ПРОТЯГИВАЕТ РУКУ

За окном — полночных лип Вещий шелест и тревога. Половиц иссохших скрип Замирает у порога. Ночь угрюма и пуста, Догорая, тухнут свечи. Тсс… — Закрой рукой уста… Видишь каменные плечи? Бледный свет дрожит у лба И скользит все выше, выше. Это звездная судьба Смотрит в окна через крыши. Это ропот мертвых душ, Это стран надзвездных холод. Это — скука, тьма и глушь, Это — жажда, это — голод. Это — памятник тому, Что в гробу лишь множит муку, Что теперь идет сквозь тьму И протягивает руку…

ПОПЫТКА ВОСПОМИНАНИЯ

Открыв окно и сердце в ночь, Все двери распахнувши настежь, Я так хотел тебе помочь — Войти под кровлю от ненастья, Из раковин, где голос бурь Гудит таинственно над ухом И шепчет мне — глаза зажмурь, Живи лишь памятью и слухом… Ты слышишь? — Сердце без конца Стучит немую телеграмму И видит бледный нимб лица, Стеклом оттиснутый за раму, За расставанье, за черту Извне веденную годами, Где память вспомнит — но не ту, Что в снах беседовала с нами… А теплый ветер на висках Шуршит ночным хрустящим шелком И скажет — шах, давая мат, И ничего не вспомнит толком…

НОЧНОЙ ПОЛЕТ

Ночью глухо гудела высь. — Любовь моя, счастье, проснись, проснись! Ты слышишь? Из окон, сквозь пол, со стен Льется и крушится голос сирен. Голос, как в ветре согнутая ветвь. Голос, пронзительнее, чем смерть. Без сожалений и без пощад, Голос, из рая зовущий в ад. — Любовь моя, счастье, бежим, бежим, Через огонь и через дым, Через всю муку двух тысяч лет. Безмолвно глядящих за нами вслед. Из этого мира, где тяжкий гром Падает смертью в наш тихий дом. Любовь моя, верь мне — смерти нет. Это лишь только — мерцающий свет. Медленным звуком колеблемый слух. Смерть — это наш раздвоенный дух. 1944

Христина КРОТКОВА *

ПРАГА

Почила тень по улицам густым И притаилась в углубленной нише. Предупреждающий встал трубный дым, — День поднялся и занялся чуть выше; И разобщившись с сумраком пустым, Угодьями позеленели крыши. Богатством отуманенных окон Прельстилося междоусобье зданий. Столетий поредевших испокон На погребах замок и цепь преданий. И, сев на позабывшийся балкон, Занялся день, еще немного ранний, По Карлову мосту, вздымая воз, Конь шел над потонувшими быками. Катилися, как с пира на погост, Колеса за спешащими ногами, И, грохнувши о едущий помост, Свернулись бочки добрыми друзьями. На плоскогорья побрели дворцы. Чтобы, сростясь, не показаться уже. Асфальтами заменены торцы, Чтобы моторы выбегали глуше. Трамваев отдаленные концы Чуть сблизились в осенней стуже. В газонах чародейные цветы Рассыпали мертвеющие пряди. Льют темное обилие листы На заживо зарытый в землю радий. Алхимиков согбенные персты Рвут гроздья в Королевском винограде.

ОДУВАНЧИК

Полиняли цветы. Улыбаясь беззубо, На изнанке небес солнце светит иначе… Мне сегодня в лесу стало ясно, как в лупу. Что души отлетел одуванчик… И, притихнув, я долго лежала в траве, Облаков торопливых следила гримасы И как в них — точно ловкий пастух на овец — Шустрый ветер метал невидимое лассо. Я ведь знаю, что сменят иные цветы Мой веселый смешной одуванчик, И опять через поле, холмы и сады Жизни бегло покатится мячик… Но порой этот путь, привлекая, пугает. Я вперед с недоверьем взгляну исподлобья И печально глазами слежу — провожая Уносимые ветром последние хлопья…