— Ты в какой перешел? — спросила Наташа.

— А что?

— Ничего, просто так.

— Ну, в восьмой.

— А-а-а, — сказала Наташа, — я так и думала.

— Чего ты думала?

— Да что ты в седьмом.

— Я уже в восьмом.

— Ну, это все равно, — сказала Наташа.

Наташа вышла из воды и села на песок. Теперь она сидела, а я стоял и придумывал, что сказать еще, чтобы она не ушла.

И я придумал. Знал, что нельзя этого делать, но уж очень мне хотелось ее удивить.

— Хочешь на моторе прокатиться?

— А ты умеешь? — спросила Наташа.

— Попробую.

Я подошел к палатке и за ноги выдернул оттуда Батона. Он брыкался и не хотел открывать глаза.

— Дай ключ, — сказал я.

Батон дрыгнул ногой, намотал на голову ватник и растянулся на песке. Я вытащил у него из кармана ключ.

— Садись, — сказал я Наташе. — Держись как следует.

Мотор завелся со второго рывка. Я развернул «казанку» на месте и дал полный газ. Берег сразу будто прыгнул назад.

Я держался недалеко от берега — так больше чувствуется скорость. Валуны на берегу мелькали мимо, как семечки.

Наташа сидела на передней скамье. Она сложила на коленях руки и смотрела вперед.

Не знаю, о чем она думала в эту минуту, но, уж наверное, не о том, что я не могу жить без варенья.

А главный фокус был впереди.

Выйдя из бухты, мы понеслись прямо на гряду. Издали она казалась маленькой черной полоской, но полоска эта на глазах вырастала и поднималась над водой. Вот она распалась на отдельные камни. Камушки были приличные, некоторые — побольше палатки.

Наташа повернулась ко мне.

— Там камни! — крикнула она.

Я показал на свои уши:

— Не слышу!

До гряды оставалось метров двести.

— Камни, Витя, камни!

Я помотал головой и показал на мотор: ничего, мол, не слышно.

До гряды оставалось метров сто.

Наташа схватилась руками за борта.

— С ума сошел! — закричала она.

До гряды оставалось метров пятьдесят.

И тут я плавно и круто вывернул мотор. Лодка заскользила, сильно накренившись на борт. За кормой потянулась пенистая дуга волны.

Мы промчались мимо камней, и почти сразу наша волна стала их накрывать.

А через секунду лодка снова шла ровно, как по струнке, и гряда начала быстро уменьшаться.

Наташа снова обернулась ко мне.

Я засмеялся.

Она покачала головой, точь-в-точь как моя мама, и улыбнулась, но как-то не очень весело.

Я сбавил газ до среднего, чтобы можно было разговаривать.

— Еще хочешь?

— Нет, пока хватит, — сказала Наташа. — У вас все так ездят?

— Можно и почище, — сказал я. — Сегодня не так интересно, волны нет. Ты приходи, когда волна будет. Вот тогда…

Что будет на волне, я рассказать не успел, потому что мы уже подходили к лагерю. Я взглянул на берег и сразу сбавил обороты до самых малых.

На берегу рядом с Батоном стояли Иван Сергеевич и Леха.

Подошел я по высшему классу: перевел на холостые, потом дал задний ход и остановился точно у кола.

Но спасти это меня уже не могло.

— Спасибо, — сказала Наташа. — Мне домой пора.

Иван Сергеевич молча смотрел на нас. Лицо у него было не зверское, но и не очень радостное.

— Как покатались? — спросил он Наташу.

— Ой, здорово! — сказала Наташа. — Никогда даже не думала…

— Ты Желудева? — спросил Иван Сергеевич.

— Желудева Наташа.

— На мать очень похожа, — сказал Иван Сергеевич. — Ну, как тебе понравился рулевой?

— Какой рулевой?

— А вот этот, — Иван Сергеевич показал на меня.

— Хороший мальчик, — серьезно сказала Наташа.

Я чуть не взвыл. Я взял лодку без разрешения! Меня могут попереть из лагеря, хотя теперь я совсем уже не хотел уходить! Но ей этого мало! Я еще для нее — мальчик!

Наташа попрощалась со всеми и ушла.

— Что ж, Мурашов, — сказал Иван Сергеевич, глядя Наташе вслед, — в определенном смысле я тебя понимаю…

За спиной Ивана Сергеевича Батон таращил глаза, дергал себя за волосы, строил плаксивые рожи — показывал мне, что я должен рыдать и просить прощения. Вообще-то я мог бы и попросить. Чужие лодки, да еще моторные, без спросу брать не положено. За это от любого в поселке я получил бы по шее, да еще дома мать меня бы сто лет пилила.

Но я был уверен, что просить бесполезно, особенно если Иван Сергеевич видел мои фокусы у гряды.