Леха был тут. Когда дядя Костя стал уходить, Леха позвал его:

— Дядя Костя, постой.

Дядя Костя обернулся.

— Я ведь тебя знаю, — сказал Леха.

— И я тебя знаю. Ну и что?

— А то, что доберусь я до твоих сеток. Ведь запрещено это.

— А ты докажи.

— Я и доказывать не буду. Найду — порежу.

— На то ты и инспектор, — согласился дядя Костя. — Вовка, ну — домой!

— Не пойду! — ответил Батон.

— Придешь, никуда не денешься.

Дядя Костя сплюнул себе под ноги и зашагал к дому. А Батон вдруг заорал на нас:

— Ну, чего глазеете! Работать надо, а не глазеть!

За восемь дней мы закончили первую лодку, построили причал, а Наташи я ни разу больше не видел. Я подумал, что, может, она приходит рано утром, как в тот раз, и просился на вахту вне очереди. Но теперь все хотели дежурить и никто мне своей вахты не отдал. Конечно, я мог остаться на ночь и так, но мне казалось, что всем будет ясно, из-за чего я остался. А что им ясно, если мне самому неясно? Вот с Колькой, например, все понятно. Когда Наташка Кудрова на берегу, то он начинает криво строгать, потому что один глаз у него смотрит на верстак, а другой на нее. Ну, а мне Наташа зачем нужна? Раньше я думал — из-за пояса. Теперь вроде не из-за пояса. А зачем тогда? Жил я без нее пятьсот лет и еще могу прожить тысячу.

Ну, а если она придет, то пускай приходит, это ее дело. Только тогда побыстрей, а то время зря тянет, а я ничего не знаю. А чего я не знаю, этого я опять не знаю. Чепуха какая-то, мысли дурацкие!

Когда мы спустили на воду первую лодку, она помаленьку стала тонуть.

Мы жутко расстроились. Но Евдокимыч только посмеивался. Он велел положить в лодку камней, чтобы она совсем затонула.

— Ей нужно замокнуть, — сказал Евдокимыч. — А вы думали: тяп-ляп — и поплыли? Пускай полежит недельку на дне.

— А нам что делать? — спросил Батон.

— А вы отдохните.

— А вторую можно начать? — спросил Колька.

— Досок нет, — сказал Евдокимыч. — Вот будет время, съезжу в лесхоз, может, подберу чего. А пока гуляйте.

Но просто так гулять никому не хотелось. Мы так и сказали Ивану Сергеевичу. Или пускай дает нам работу, или пойдем в поход.

— Или в поход? — спросил Иван Сергеевич. — Согласен. Вы уже давно его заслужили. Вот только лодок у нас маловато, нужно еще две.

Пришлось опять идти к Евдокимычу.

— Грабите, — сказал Евдокимыч. — Уговора такого не было.

— А вы знаете, как мы придумали нашу лодку назвать? — спросил Батон.

— Ну?

— «Евдокимыч».

— Это в честь чего?

— Потому что вы у нас главный руководитель.

— Главный-то у вас Иван Сергеевич.

— Это — в школе, а на берегу — вы. Он вроде рядового матроса. Так он нам говорил. А вы — золотые руки.

— Это тоже он говорил?

— Ну да, — сказал Батон.

Батон нахально смотрел в глаза Евдокимычу и плел всякую ерунду насчет того, как хорошо было в школе, когда Евдокимыч был директором.

— Ведь знаю, что врешь, — крякнул Евдокимыч.

Мы все заорали, что не врет. Мы смотрели на Евдокимыча честными глазами и говорили, что таких людей нет на земном шаре.

— Знаю, что врете, — сказал Евдокимыч, — но врете приятно. Берите, вот вам ключ.

Третью лодку мы выпросили у рыбаков.

ПОЛНЫЙ ВПЕРЕД!

Недалеко от пирса стояла мачта с голубым флагом. На флаге были нарисованы якорь и буква «К» — «Катамаран», название нашего клуба.

Палаток на берегу уже не было, мы их свернули и забрали с собой.

Мы вышли на трех лодках. Я плыл на передней, самой большой. У меня было четыре гребца и два пассажира — все ребята. Девчонки отвоевали себе целую лодку, а командиром назначили Наташку Кудрову. В эту лодку сел и директор.

— Мы вас обгоним, Мурашов, — сказала Наташка.

— У нас не гонки, а поход, — ответил я, но Наташка не успокоилась.

— Мурашов, почему ты со мной такой грубый?

— Я со всеми грубый.

— А со мной больше всех.

— Значит, заслуживаешь больше всех.

— Знаешь, Мурашов, — сказала Наташка как-то очень грустно, — иногда я тебя просто ненавижу. Если бы ты был получше, я могла бы с тобой дружить.

— А зачем мне это нужно? — спросил я.

— А кого ты на «казанке» катал? — спросила Наташка.

— Никого.

— Не ври.

— Иди тогда всем расскажи!

— Я никому не говорила, даже девочкам.

— И Кольке не говорила?

— При чем тут Колька? — удивилась Наташка.