Примерно то же самое произошло и со старообрядцами. Ничего страшного не было в том, что они не приняли реформу Никона [109] : не столь уж безупречной она была и не столь уж плохи были дониконовские переводы священных текстов; все это можно и нужно было обсуждать в пределах Церкви. Куда хуже были утверждения о том, что Церковь пала и охладела вера православная. Провозгласили даже учение об антихристе как о некоей коллективной личности, причем этой коллективной личностью, антихристом объявлялось все никонианское духовенство. Из такой церкви следовало выйти. Вот и вышли… Но Христос говорит:… и врата ада не одолеют ее. Вот на чем надо стоять твердо.

По окончании Гражданской войны многие русские люди вынужденно оказались за рубежом. Это – один из трагических поворотов отечественной истории, но что же произошло дальше? Оценивая позицию, которую занял в Москве митрополит, а впоследствии патриарх Сергий (Страгородский) и его декларацию 1927 года, архиереи Зарубежной Церкви решают, что Церковь в России пала.

«Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи», – писал митрополит Сергий. Значит, Церковь побраталась с атеистами, и теперь радость атеистов – уничтожение очередного храма – оказывается радостью Церкви! Успех атеистов – очередной кощунственный памфлет или спектакль – тоже успех Церкви! Понятно, что это – уже не Церковь, а антихрист. Зарубежная Церковь разрывает евхаристическое общение и обособляется.

Каждый раз совершается одна и та же существенная ошибка – неверие словам Христа:… и врата ада не одолеют ее. Причем, как правило, раскольники правы во многом, то есть почти во всех случаях возникает какая-то внутрицерковная болезнь. Но путь христианина – бороться с этой болезнью изнутри, не выходя из Церкви. Тебя слышно до тех пор, пока ты находишься внутри ее ограды. Ты можешь при этом терпеть страдания, недаром апостол Павел пишет о лжебратии [110] . Алчущие и жаждущие правды претерпевают многое, ведь всякий желающий жить благочестиво будет гоним: Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас; и вы будете ненавидимы всеми народами за имя Мое (Мф. 24: 9). Такие люди впоследствии нередко прославляются в лике святых, но стоит обличителю выйти из Церкви, как начинается ее бесплодное освистывание «со стороны».

Вернемся к декларации митрополита Сергия и рассмотрим, как ее обличали внутри самой Церкви. Остававшиеся в ней были истинными исповедниками. Некоторые святые новомученики российские определяли «сергианство» как «нарушение догматического учения о Святой Церкви». Например, священно-мученик Николай, архиепископ Владимирский, следующим образом раскрыл догматическое искажение митрополитом Сергием девятого члена «Символа Веры»: «Против апостольства Церкви он погрешил введением в Церковь мирских начал и земных принципов, против святости – похулением подвига исповедничества, против соборности – единоличным управлением Церковью». Почти то же самое говорил и священномученик Димитрий, архиепископ Гдовский: «Митрополит Сергий <…> погрешил не только против канонического строя Церкви, но и догматически против ее лица, похулив святость подвига ее исповедников подозрением в нечистоте их христианских убеждений, смешанных якобы с политикой, соборность – своими и синодскими насильственными действиями, апостольство – подчинением Церкви мирским порядкам».

Как бы мы ни относились к этим высказываниям, нам следует незыблемо стоять на одном: Церковь ни в коем случае не падет и врата ада ни за что ее не одолеют. Это – непреложное обетование Христово. Иерусалим никогда не станет Вавилоном. Можно разрушить его стены, можно разрушить Иерусалимский Храм, из Иерусалима можно угнать жителей в вавилонский плен, с Иерусалимом можно сделать все что угодно, его можно превратить в пепелище, но его нельзя превратить в Вавилон – он останется Иерусалимом даже в руинах. В этом состоит наша вера, и каждый из нас должен в любых обстоятельствах хранить верность Церкви. Не верность всевозможным безобразиям и бесчинствам, которые могут случиться, но верность самой Церкви Господней.

Настало время поразмышлять о слове «Церковь», Создателем которой является Сам Христос. А что это вообще такое? Евангелие от Матфея, которое мы читаем сейчас, переведено на русский язык с греческого, а на греческий – с иврита. Подлинник, к сожалению, до нас не дошел. Но мы все же знаем слово, которое означает на иврите Церковь: («кага́л», или «каха́л»). Кагал возглавлялся когелетом – проповедником, глашатаем, собирающим людей своим словом. Ветхозаветная книга Екклесиаст (греч. Εκκλησιαστής) по-еврейски называется «Когелет», то есть царь Соломон был когелетом.

Еще Блаженный Иероним (342–419 или 420) писал: «Кто истинный Екклесиаст? Это – Иисус Христос». Утверждая: Я создам Церковь Мою, Христос говорит: « Я соберу людей, и у Меня есть что им сказать». Вот это и есть Церковь.

Есть и другое греческое слово, не встречающееся в Новом Завете, – «Кириаки» (κυριακη). «Кир» (κυριος) означает «господин», отсюда – «Кирие элейсон!» (Кυριε ελεησον!) – «Господи, помилуй!» Различие между словами «господин» и «Господь» существует только в церковно-славянском и русском языках. Господом мы можем назвать только Одного, а господами – многих. Так вот, Кир – это Господь, а «икос» (οικος) – дом (как известно, акафисты [111] состоят из кондаков [112] и икосов [113] ). Таким образом, «Кириаки» означает – «Дом Господень». Это слово очень полюбилось грекам, а от них перешло и к некоторым другим народам, в том числе к славянам.

Переводя Священное Писание и богослужебные тексты, Кирилл и Мефодий употребили слово «Церковь». «Церковь» это и есть «Кириаки». Известно, что «к» и «ц» – взаимозаменяемые звуки («Кесарь» – «Цесарь»). Заменив первое «к» на «ц», мы получим «Цириаки». Так произошло русское слово «Церковь». При переводе на немецкий язык звук «к» остался неизменным, и получилось «Кирхе» (Kirche). В английском «к» поменялось на «ч» («Карл» – «Чарльз»), отсюда и слово Church.

Конечно, Церковь в современном понимании значительно отличается от еврейского кагала и греческой экклесии. Там – люди, собравшиеся вокруг проповедника, когеле-та, Экклесиаста, а здесь – Дом Божий. Вопрос о том, каким образом произошла эта смысловая трансформация, достоин более тщательного обсуждения и исследования. Средневековое сознание уже воспринимает церковь как храм, как дом Божий. И сейчас, если спросить, что такое Церковь (например, в школах, где ребятишки явно не отягощены церковными знаниями), в ответ чаще всего услышишь: «Это там, где молятся…» – то есть они воспринимают ее в качестве некоего пространства. Уже в подсознании заложена пространственная характеристика «Кириаки» – Церкви как дома Божия.