Кипя от негодования, девушка проследовала за Роббинсом в его кабинет. Дан уже дожидался их. Усталость последних дней сказалась на рыжеволосом пареньке: отбор присяжных и сотрудничество с Аделиной Нильсен обернулись непосильным напряжением. Под глазами его темнели круги.

— Не могу с ней работать, — простонал он.

— Аминь! — подвела итог Конни, пододвигая себе стул.

— Прекратите! Вы оба! — прикрикнул Роббинс. — Адел, может, и резка, зато отличный специалист!

— Она хочет заставить Андриани назвать имена, — пожаловался Дан. — Заранее ясно: ничего из этого не выйдет. Ник, неужели никак нельзя протащить с собой диктофон?

— Нет! — отрезал Роббинс, и утешающе добавил: — Уверен, что вы с Аделиной отлично сработаетесь. Предоставь ей роль агрессора, а сам разыграй этакого добрячка-утешителя. Может, Андриани тебе и откроется.

— Как же! Жди! Даже если он и попытается, Стэнли вовремя заткнет ему рот! — И с этими словами Дан вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

И тут Конни вдруг решилась.

— Ник, мне нужно сообщить тебе кое-что о Стиве. — Она извлекла из сумочки папку Клуни и разложила страницы на столе. Это список инвесторов компании "Комби", что принесла Стиву немалую выгоду, и Майклу тоже. Выплата прибылей с этого капиталовложения и привела Майкла в Хьюстон.

— И что?

— Прогляди-ка повнимательнее: Ты увидишь одно очень знакомое имя. Стэнли Корфф. Похоже, он крупнейший вкладчик "Комби".

Ник тут же подхватил мысль девушки.

— Время выплаты прибылей могло быть подстроено Корффом, и тогда ему точно было известно время прибытия Майкла в город…

Конни кивнула.

— Стэнли мог шепнуть словечко нужным людям, друзьям Макса. — Теперь уже Роббинс гораздо пристальнее изучал список. — Да будь я проклят! Смотри кто еще тут есть! Дин Портер!

Это имя ничего не говорило Конни.

— А кто это?

— Так звался Джефф Борн в рамках программы защиты свидетелей. — Прокурор поднял взгляд. — Один мой приятель из Федерального управления как-то говорил мне, что Борн ему подозрителен, да я не прислушался.

— Не верю ни единому слову! Джефф был одним из постоянных посетителей "Афродиты". Я всегда восхищалась его благородством: не он ли отказался от карьеры бухгалтера ради того, чтобы выступить в роли свидетеля!

— Бухгалтер, вкладывающий деньги в "Комби"!

— Может, просто совпадение, — отмахнулась Конни, ощутив, однако, смутную тревогу. Список инвесторов "Комби" напоминал закрытую банку с червями: крышка открылась, и вот-вот наружу выползет что-то до крайности мерзкое…

Когда Ник вырулил на подъездную дорожку у фамильного особняка Роббинсов, как раз пробило семь. Незадолго до того молодые люди заглянули в модный магазинчик, и Конни, верная себе, выбрала длинное платье с люрексом — самое искристое, что только нашлось в ассортименте, — и туфли-лодочки на высоких каблуках. Примерила, решительно оборвала ценники и во всем этом великолепии вернулась к машине. Ник переодеваться не стал. Строгий темно-синий костюм вполне соответствовал матушкиным требованиям…

Конни завороженно приникла к лобовому стеклу. Высокие белые колонны венчал фронтон. Широкие мраморные ступени вели к входу.

— Должна сказать, что твои предки недурно преуспели в этой жизни!

Убедив Конни, что ключи вполне можно доверить затянутому в ливрею лакею, Ник взял девушку под руку и торжественно повел гостью в родовое гнездо.

Старший Роббинс умер три года назад, и Ник не одобрял решения матери не нарушать традицию, притворяясь, что жизнь продолжается и семья благоденствует, несмотря на потерю ее главы. Без отца бал Роббинсов утратил смысл. В былые времена называли торжество Балом всемогущих: влиятельные лица сходились под эти своды обсудить в праздничной суете дела государственной важности.

Отец Ника, влиятельный адвокат, всегда пользовался этим случаем, чтобы поощрить политические амбиции сына.

— В один прекрасный день, мальчик мой, ты станешь губернатором.

Но Ник не хотел становиться ни губернатором, ни даже главным прокурором Федерального судебного округа. Его место — зал суда.

— Восхитительно! — вздохнула Конни. — В таком просторном доме и потанцевать не грех!

— Потерпи немного. Пока пришли человек пятьдесят, не больше. Вот соберется сотни три, а там и оркестр подоспеет. Танцы начнутся ровно в восемь тридцать.