Могущество и смелость господина Вэй Цясэна были крепки и непреложны, как нефритовые страницы Свода Законов Яшмовой Империи. Ибо не будь у господина Цясэна упомянутых качеств, разве осмелился бы он воспротивиться самому князю-наместнику Суну Третьему, да еще в таком щепетильном деле, как женитьба и обладание юной красавицей Мэй?! Когда Сун Третий явился к Цясэну за ответом, тот разыграл целое представление перед сластолюбивым князьком. Цясэн покаянно сообщил князю, что давно и втайне от своей жены Гуан предается любовным утехам с Мэй и, как недавно обнаружилось, Мэй от него понесла. Право, Цясэн никогда бы не осмелился отдать в жены высокородному князю испорченную девушку, к тому же беременную! Сун Третий вскипел, как чан с конопляным маслом, поименовал Вэй Цясэна ненасытным развратником (Цясэн это стерпел, внутренне не переставая усмехаться – уж чья бы собака лаяла, да только не Суна Третьего!)... Но, слава Небесной Канцелярии, разошлись они почти полюбовно. Цясэн передал в дом Суна Третьего повозку подарков: свертки шелков, камчи, сукна, золотые и серебряные украшения, плитки самого дорогого чаю, тридцать кувшинов выдержанного шансинского вина и даже садок с ручными бабочками, и князь, жадный до подношений, вроде бы утешился. Во всяком случае, теперь у него для утешения имелось достаточно выпивки – с тридцатью кувшинами шансинского можно кутить аж до самого месяца Теплой Циновки!

И Гуан и Мэй радовались, что князь Сун Третий отказался от своих притязаний. Через некоторое время Гуаы по древнему календарю геомантов определила благоприятный день для паломничества в храм Терпящих Бедствие. Это был пятый день месяца Плачущей Цикады – в воздухе уже разливался неповторимый аромат осени. Небо над Западным Хэ сияло необычайной голубизной, а с моря дул ровный прохладный ветер, приносящий запахи соли, смоленых канатов, копченой рыбы, мокрой парусины...

Гуан и Мэй нарядились в одежды, отороченные мехом, уселись в закрытый паланкин и отправились в храм Терпящих Бедствие.

Этот древний храм был построен еще во времена правления прадеда Мэй, Нефритового владыки Шидина. В те годы на море лютовали пираты из страны Ва, они грабили и богатые купеческие суда, и бедные рыбацкие джонки, не брезговали ничем и вырезалр! всю команду. Да еще на море свирепствовали штормы – говорили, что это гневается Радужный Морской Дракон за то, что люди похитили его дочь-жемчужину и сделали ее своим солнцем... Потому люди, уходящие в плавание, не знали, вернутся ли они живыми домой. Но, как гласит легенда, с одним моряком (его корабль во время шторма разбился в щепы, он уже распрощался с жизнью, из последних сил держась за обломок мачты) свершилось чудо. Ему явился из глубин сам Радужный Дракон и сказал, что моряк спасется, если даст слово по возвращении домой вы-кроить храм в честь богини Гаиньинь – богини, пологагощей всем, кто терпит бедствие, притеснение или скорбь. Моряк сдержал обещание. Вернувшись в Западный Хэ, он не пожалел своих сбережений и заложил на них основание храма. К строительству святилища присоединились все и богачи и бедняки, и храм Терпящих Бедствие был выстроен за каких-то два года. В центре храма возвышалась позолоченная деревянная статуя милостивой Гаиньинь – богиня изображалась с тысячей рук, а на каждой ее ладони сверкал глаз из драгоценного камня – в знак того, что от Гаиньинь не укрыта ни одна беда и она каждому человеку готова протянуть руку помощи... Говорят также, что, если прикоснуться к одной из ладоней милостивой Гаиньинь, можно сподобиться от нее видения, открывающего будущее...

Когда Гуан и Мэй вошли в храм, как раз завершилась малая дневная служба. К Гуан, кланяясь, подошел младший служка – старичок с подрагивающей головой и печальными глазами... Гуан протянула ему храмовые дары: благовония, свечи, жертвенные деньги и шелковые покровы для жертвенника Гаиньинь.

– Мы хотим вознести моление и узнать будущее, – сказала старичку Гуан. Тот кивнул и жестом пригласил их следовать к жертвеннику перед знаменитой статуей милостивой Гаиньинь.

Гуан принесла жертву, служка нараспев читал молитвенные стихи, прославляющие богиню. Мэй, охваченная благоговейным трепетом (ведь она так давно не была в храме!), взирала на золотой лик богини и мысленно просила ее о помощи. Она просила о том, чтобы Гаиньинь устроила ее судьбу, избавила ее уста от немоты, восстановила справедливость... В какой-то миг Мэй показалось, что каменные стены святилища затрепетали, будто полосы шелка на сильном ветру. А в следующее мгновение Мэй увидела, как золотая тысячерукая Гаиньинь сошла со своего возвышения и предстала перед нею.

– Принцесса Фэйянь из династии Тэн! – звучным голосом изрекла богиня Гаиньинь. – Для чего ты беспокоишь меня?

Мэй открыла рот и... поняла, что снова может говорить.

– О милостивая Гаиньинь! – воскликнула она. – Я прошу тебя принять участие в моей судьбе, не оставить своим заступничеством!

– Я и без того не оставляю тебя своим заступничеством, – сказала Гаиньинь. – Знай, принцесса, что и твои родители пребывают в сонме небожителей и каждый день молятся Верховному Владыке Небосвода о твоем благополучии. Но знай также и то, что ни одному человеку невозможно прожить на земле жизнь, совершенно лишенную скорбей, горестей и бедствий. Ибо таков Великий Путь – на нем радость смешана с печалью, слезы с песней, находка с потерей. Поэтому не искушай Небеса, не проси счастья больше, чем положено человеку, даже если ты принцесса.

– Я прошу о справедливости! – воскликнула Мэй. – Великая богиня, покарай своим праведным судом самозванку Шэси, убийцу моих родителей!

– А разве ты сама не способна покарать Шэси и восстановить справедливость? – удивилась богиня. – Тогда для чего тебе нужна твоя жизнь, принцесса?

Мэй потрясенно смолкла. Затем произнесла:

– Но я не знаю, как мне жить, что делать, куда идти!

– Все узнаешь в свое время, – ответила золотая богиня. – Иногда даже мы, боги, не знаем путей смертных.

– О тысячерукая! – сказала Мэй. – Ответь мне хотя бы на один вопрос: верно ли поступлю я, если стану женой господина Вэй Цясэна?

– Не вижу в том ничего для тебя унизительного, – немедленно отозвалась богиня. – Пусть до поры до времени Вэй Цясэн и его старшая жена Гуан хранят тебя от тьмы мира. Но ты также должна быть готова и к тому, что жизнь твоя снова изменится. Твой путь извилист, принцесса.

– О тысячерукая! – снова повторила Мэй. – Вернется ли ко мне речь? Смогу ли я говорить со смертными так же, как я сейчас говорю с тобой?

– Нет, – ответила богиня. – В тебе еще недостаточно силы, принцесса, а потому лучше твоим устам молчать о том, чем занята твоя голова. Знай одно, я обещаю это тебе как милостивая Гаиньинь: ты заговоришь, когда встретишь того, кто будет любить тебя больше собственной жизни.

– Для чего мне эта любовь? – воскликнула Мэй, – Трон отца занят убийцей, моя жизнь – жизнь простолюдинки, кругом страх и тьма...

– Любовь преодолеет страх и разгонит тьму, – ответила богиня Гаиньинь. – Тот, кто любит, сокрушает владычество зла. И довольно с тебя этого знания, принцесса Фэйянь.