— Конечно, знаю, — даже обиделся Ши Мин. — Поэтесса Кань Ляо была великой и знаменитой, хотя и зарабатывала себе на жизнь, служа в доме пионов и ив. Но ты-то не сицзи!

— А что плохого в том, чтобы быть сицзи? — напустилась на юношу девушка. — Они ни от кого не зависят, сами распоряжаются своими деньгами, а если и выходят замуж, то по собственной воле, а не по воле родителей или родственников! Взять хоть ту же Бирюзовую Царицу…

Тут наши друзья немного побледнели и приумолкли. Потом Ши Мин сказал:

— Как ты думаешь, Бирюзовая Царица еще жива? Злодеи ведь собирались ее убить.

— Не знаю, — отмахнулась Юйлин. — Что мне до судьбы какой-то Бирюзовой Царицы, к тому же предательницы, якшающейся с врагами страны! Меня больше беспокоят две наши судьбы. Какая доля нам уготована? Сколько времени мы просидим в Хуатуне? Здесь умереть со скуки можно!

— А ты займись сочинением стихов, — поддел девушку Ши Мин. — Вот и пройдет скука.

— И займусь! — с вызовом сказала Юйлин. — Хочешь посостязаться со мной в стихотворном мастерстве?

— Зачем? Я заранее знаю, что ты победишь. Ведь твои стихи совершенны.

— Ты льстишь мне потому, что я девушка?

— Нет, вовсе нет… Да что с тобой? С чего ты вдруг обиделась?

А Юйлин и впрямь надула свои прелестные губки и принялась так ломать ветку шиповника, что иглы кололи ее нежную ладонь. И почему она обиделась на Ши Мина, мы тоже не можем понять. Как говорят мудрецы, сердце девушки — запечатанная шкатулка, не знаешь, что обретается внутри — жемчуг или яд!

Обиженной и рассерженной Юйлин пробродила по саду до позднего вечера. Поначалу Ши Мин неуклюже пытался привлечь ее внимание, развеселить и отвлечь, но через некоторое время и ему это надоело, к тому же юноша проголодался. Потому он оставил свою возлюбленную бродить по саду в одиночестве, а сам отправился в дом. Нет, он не собирался оставлять Юйлин надолго, он просто решил проверить — заметит она его отсутствие или нет?

К вящей обиде Ши Мина, Юйлин его отсутствия совершенно не заметила. Она бродила по дорожкам сада, подол ее платья вымок от вечерней росы, а домой уходить не хотелось. Юйлин грезила наяву, и героем ее грез был небезызвестный первый императорский каллиграф.

— Ах, он никогда, никогда не полюбит меня! — сокрушалась девушка. — В его глазах я — ничтожная обманщица. К тому же я куда некрасивее придворных дам, а этих придворных дам во дворце сотни! А он так красив! Так пленителен его взгляд! Если бы он хоть чуть-чуть снизошел до меня! Как тяжко страдать от безответной любви!

И Юйлин тихо запела:

И тут случилось невероятное. Зашуршали ветки ююбы, и на Юйлин с дерева спрыгнула огромная кошка.

— Ай! — вскрикнула девушка, падая под тяжестью, зверя. — Ай, спасите!

— Тихо! — приказала кошка, лапой зажимая Юйлин рот. — Кричать ни к чему. Я тебе ничего плохого не сделаю. Только будь умницей. Не будешь кричать?

— Мфт… Нет.

— Хорошо. Вставай.

Кошка убрала лапу с губ Юйлин и помогла ей встать. Встала сама. И оказалась никакой не кошкой, как поначалу подумалось Юйлин, а преогромным барсуком с оскаленной узкой мордой, с глазами, горящими алым огнем.

— О Небесная Канцелярия! — жалобно пискнула Юйлин, глядя на барсука. — Оборотень!

— Ты очень догадливая девушка, — прорычал барсук. — А теперь изволь сказать: что ты делаешь в моем саду?

— В вашем саду, господин барсук?!

— Нет, я рано похвалил тебя за догадливость, — барсук оскалил громадные зубы. — А как ты думаешь, чей это сад, если не мой?

— Эт-то сад господина первого императорского каллиграфа,-заикаясь и косясь на клыки барсука, проговорила Юйлин. — Это его поместье…

— Да? Хороший ответ, он говорит о многом. Но ты-то как тут появилась? Ты новая служанка?

— Нет, — слегка возмутилась Юйлин. — Я гостья господина первого императорского каллиграфа.

Барсук в ответ на это что-то проворчал, весьма неразборчиво, видимо на барсучьем языке. Юйлин, бледная как полотно, ожидала своей участи. Ноги ее словно приросли к траве, бежать она не могла, да и как бежать: оборотень вмиг ее настигнет и растерзает насмерть!

Но оборотню, судя по всему, не требовалось терзать несчастную девушку. Он как-то задумчиво похлопал себя по бокам передними лапами и сказал: