На следующий день Шубашич отбыл из Москвы в Сан-Франциско на первую сессию ООН, а Тито еще оставался в СССР. Сталин в это время дважды приглашал его к себе на дачу ужинать. На этих ужинах были только коммунисты и там не было необходимости прибегать к протокольным условностям.

«В отношениях между Сталиным и Тито было что-то особое, недосказанное — как будто между ними существовали какие-то взаимные обиды, но ни один, ни другой по каким-то своим причинам их не высказывал, — отмечал Джилас. — Сталин следил за тем, чтобы никак не обидеть лично Тито, но одновременно мимоходом придирался к положению в Югославии. Тито же относился к Сталину с уважением, как к старшему, но чувствовалось, что он дает отпор, в особенности сталинским упрекам по поводу положения в Югославии».

Когда, например, Джилас заметил, что в Югославии существует власть по советскому образцу, Сталин возразил, что это — не советская власть, а что-то среднее между де Голлем и Советским Союзом. Потом Сталин начал поддразнивать Тито, плохо отзываясь о югославской армии и хорошо — о болгарской. Тито, с трудом сдерживаясь, заверил его, что югославская армия быстро избавится от своих недостатков.

Но больше всего Сталин придирался к Джиласу — он все еще помнил его слова о Красной армии. Кстати, Джилас за это извинился. «Вы, конечно, читали Достоевского? — перебил его Сталин. — Вы видели, какая сложная вещь человеческая душа, человеческая психология? Представьте себе человека, который проходит с боями от Сталинграда до Белграда — тысячи километров по своей опустошенной земле, видя гибель товарищей и самых близких людей! Разве такой человек может реагировать нормально? И что страшного, если он пошалит с женщиной после таких ужасов? Вы Красную Армию представляли идеальной. А она не идеальная и не была бы идеальной, даже если бы в ней не было определенного процента уголовных элементов — мы открыли тюрьмы и всех взяли в армию… Воина надо понимать. И Красная Армия не идеальна. Важно, чтобы она била немцев — а она их бьет хорошо, — все остальное второстепенно».

В тот вечер, вспоминал Джилас, все много ели, пили, поднимались бесконечные тосты. Когда югославы возвращались с ужина, Тито, тоже не переносивший большого количества алкоголя, заметил: «Не знаю, что за черт с этими русскими, что они так пьют — прямо какое-то разложение!» [230]

Тито находился в СССР до 20 апреля. Однако итоги своего визита он фактически подвел в интервью газете «Красная звезда», которое было опубликовано 15 апреля. «Я беседовал с маршалом Сталиным, — сказал он. — Простой и спокойный человек, великий полководец и государственный деятель, он с большим вниманием отнесся к нуждам нашей страны» [231] . Именно во время этого визита в Москву Тито подарили новый перстень, который он носил уже до конца жизни.

По возвращении в Белград Тито с радостью увидел среди встречающих своего пятилетнего сына от Герты Хаас Александра — Мишо. Он видел его первый раз в жизни. Все эти годы Мишо прятали от усташей и немцев, потом перевезли на освобожденную территорию, где его воспитывали соратники и друзья маршала. Большую заботу о нем проявил Иван Стево Краячич. Ныне Краячич был начальником государственной службы безопасности ОЗНА (Отдел по защите народа) по Хорватии, впереди его ожидала хорошая карьера, а главное, неизменная признательность и благодарность Тито за то, что он сделал для его сына. Однако только после окончания войны Мишо был официально зарегистрирован под фамилией Броз.

Тем временем война подходила к концу. Советские войска готовились к штурму Берлина. В Югославии, когда Тито был еще в Москве, началось наступление на Сремском фронте, где кровавые и тяжелейшие бои длились с осени 1944 года. Сремский фронт считается одной из самых трагических страниц народно-освободительной войны в Югославии.

Фронт был открыт после освобождения Белграда и проходил примерно по западным границам Сербии. Для немцев удержать свои позиции на данном участке было очень важно — это позволяло им перебросить свои войска из Греции, Македонии и Косова на север, в том числе и в Германию. Тяжелые бои длились до 12 апреля, когда югославская армия начала наступление. Через день фронт был прорван на всю глубину и для югославов открылась дорога к Загребу и Словении.

Потери югославов на Сремском фронте до сих пор точно не установлены. По официальным данным, за 175 дней боев погибли 13 тысяч бойцов НОАЮ, 1100 бойцов Красной армии, участвовавших в боях осенью 1944 года, 623 бойца болгарской Народной армии. Однако есть и другие цифры: 30–40 тысяч погибших. Для пополнения частей Сремского фронта в Сербии проводилось несколько мобилизаций. Критики Тито говорят, что тогда был уничтожен весь цвет сербской романтически настроенной молодежи и что такой массовый героизм был попросту бессмыслен, поскольку судьба немцев на Балканах уже была решена. Бои на Сремском фронте якобы рассматривались Тито и его соратниками как возможность доказать свою состоятельность как военных руководителей и право Югославии на плоды победы наравне с другими союзниками. Но после прорыва Сремского фронта стало ясно: немцы в Югославии долго не продержатся. В начале мая были освобождены Босния, Хорватия и Словения, 8 мая югославские войска вступили в Загреб.

В конце апреля из Загреба решил бежать «поглавник» Анте Павелич. 30 апреля он отправил из Загреба специальный поезд, в котором находилось 48 ящиков золота, а также ящики с различными ценностями и редкими коллекциями марок. 5 мая Павелич бежал из Загреба с последними немецкими частями и нашел убежище в Австрии [232] . 15 мая были уничтожены последние немецкие группировки в Словении и Каринтии. Этот день отмечался в социалистической Югославии как День победы.

1–2 мая югославские войска освободили полуостров Истрия и заняли город Триест. К Триесту также прорывались части англо-американских войск. Еще в феврале 1945 года Тито и главнокомандующий силами союзников на Средиземноморье фельдмаршал Александер договорились, что одна часть Истрии должна перейти под югославское военное и гражданское управление, а другая — включая сам Триест и города Горица и Пула, — под западное военное управление с югославской гражданской властью. Тито не был уверен, что югославские войска займут этот район раньше западных союзников [233] . Однако англичане и американцы опоздали.