Кандель Феликс Соломонович
Шрифт:
– Звони, – приказал Леха и схоронился в лифте.
– А ты?
– Я – потом...
Друг ситный без колебаний уткнул палец в кнопку звонка, замер в наклонном положении. Дверь не скоро отворилась, на пороге встала толстая, необъятных размеров женщина, заслонила проем.
– Попрошу запротоколировать... – сказал друг ситный, не переставая звонить. – В соответствии с вышеизложенным...
Но Леха не дал договорить. Выпрыгнул лихим скоком из лифта, отбил ладонями, как в цыганочке, заорал в пьяном веселье:
– Клавдея! Принимай гостя...
8
Клавдея не шелохнулась в дверях. Будто столбняк ее разбил. Только глядела, выпучив глазки, на Леху, потихоньку наливалась свекольным отливом.
– Клавдея, – приказал. – Дай взойти.
А она ни с места. Стоит Клавдея в дверях: здоровая, соками налитая, сил невпроворот. Руки толстые, грудь неохватная, лямки от белья под прозрачной кофтой глубоко врезались в мягкие, податливые плечи. Весу в Клавдее давно уж за центнер, сипы в Клавдее – на двух мужиков. Вся храбрость из Лехи наружу ушла, воздухом из дырявого шланга.
– Клавдея, – заныл, – пусти в дом...
Шелохнулась. Повела могучим плечом. Покосилась на друга ситного, что давил, не переставая, на кнопку звонка, ударила его по руке. Трезвон оборвался, рука повисла плетью.
– В связи с дальнейшим улучшением... – сказал на это друг ситный и поправил шляпу. – Как и следовало ожидать...
– Ты что... – протянула Клавдея, а голос густой, низкий, гудок у океанского лайнера. – Сбег?
– Отлучился, – небрежно пояснил Леха. – С гостем.
– Не пущу. Иди назад.
И насупилась. Челюсть вперед выставила. Глаз у Клавдеи строгий, взгляд жесткий, вид суровый. Сразу видно: не проси – не пустит. Леха попробовал обозлиться, топнул ногой по полу, но в больничном шлепанце хорошего топанья не получилось.
– Это моя квартира, – крикнул запальчиво. – Я хозяин...
– Иди проспись! – рявкнула. – Пьянь косоротая...
– Вы меня удивляете... – сказал на это друг ситный.
Клавдея повернула его за плечи, поддала коленом под зад, он и просквозил через всю площадку, до другой двери.
– Грубо... – вякнул оттуда. – Глупо и неприлично... Cука...
– Кпавдея, – по-хорошему попросил Леха. – Там же две комнаты... Одна твоя, другая моя.
– Нет тут твоего. Что было, все пропил.
– Квартира – моя. Мне завод давал.
– Поговори еще. Вот позвоню в милицию, свезут на мотоцикле.
Леха струхнул. Знал он, куда отвозят на мотоцикле. Возили не раз.
– Дай пятерочку... – унизился. – Сразу уйдем.
Клавдея – без внимания.
– Ну, троячок... С троячка не убудет.
Клавдея медленно повернулась к нему широким задом, ушла в квартиру, затворила за собой дверь. Леха сразу зазвонил, ладонью застучал, пяткой задолбил по черному дерматину. Дверь приоткрылась, вылез наружу здоровенный кулак, сунулся ему под нос.
– Да что же это! – уже со слезой закричал Леха, – Из дома гонят...
Затопали из глубин квартиры тяжелые шаги, запыхтело громко. Встал в дверях мужчина в распущенной рубахе, легко отстранил Кпавдею, шумно обрадовался:
– Гости дорогие! Нехай заходят...
Тут уж и Леху столбняк разбил. Хочет шагнуть – не шагается. Слово сказать – губы не шевелятся.
– Родственник, – пояснила Клавдея на всякий случай. – Теткин зять.
– Заяц моченый! – восхитился мужчина. – Ну и врешь. Какой я тебе родственник?
Клавдея стала вся свекольная. Даже плечи под прозрачной кофтой побурели от стеснения.
– Да пес с вами, – фыркнула. – Разбирайтесь сами...
И ушла в комнату.
– Слушай! – радостно завопил мужчина. – Да ты, никак, ее муж?
Хлопнул Леху по плечу, и у того колени подогнулись от удара.
– Так... – сказал Леха, будто пробку из горла вытолкнул. – А ну, выйди.
Мужчина охотно вышел на площадку, встал, подбоченившись. Был он приземистый, крутоплечий, коротконогий: очень устойчивый. Такого одним ударом не собьешь. Лицо грубое, мясистое, дочерна задубелое, голова обрита наголо, лоб в глубоких морщинах, прищур у глаза лихой, бывалый, себе на уме. Ему бы еще трубку в рот, да повязку на глаз, серьгу в ухо, деревяшку на место ноги, вот вам и пират, гроза морей, Билли Бонс Младший.