— Эй, кунак, готовься! — весело крикнул солдат. — Готовься, товарищ ЯК, понял? Командир приказал.

Если бы самолет умел слышать, то он непременно бы догадался: командир — это Рубцов. Рубцов

приказал. И тогда бы обязательно подумал: возражать бесполезно. Значит, так нужно…

Весной сорок четвертого года в воздушном бою над морем их с Рубцовым ожгло осколком снаряда. Летчик истекал кровью. Самолет парил, дымил и падал в поре. Вместе с ним молча падал и Рубцов. И вдруг он, трудно откинувшись на бронеспинку, заговорил:

— ЯКов, тяни! Слышишь, дружище, тяни домой! — странными, какими-то невидящими глазами посмотрел вниз, за борт, и еще раз слабеющим голосом повторил: — Тяни, дружище. Бывает хуже…

Хуже того, что с ним творилось, могла быть разве смерть. И она уже стучала в моторе, удушала едким и горячим дымом. А море уже кончалось, и на берегу, впереди по курсу, солнечно светилась ровная поляна.

— ЯКов, тяни. Не все солнечное под нами сегодня наше…

Послушно подняв нос и болезненно переваливаясь с крыла на крыло, самолет выбивался из последних сил, но все же дотянул до своего аэродрома, как приказал Рубцов.

…Взрыхляя гусеницами волглую землю, трактор с лязгом приближался к ЯКу. Но ему внезапно преградил дорогу Рубцов на мотоцикле.

— Назад, Мамедов! — махнул он рукой солдату — трактористу. Соскочил с мотоцикла, похлопал самолет по килю и с разбегу прыгнул на крыло, мертво качнувшееся под ним.

— Ну, ЯКов, все? — заметив мохнатого паука на толстом лобовом стекле кабины, Рубцов сшиб его щелчком и продолжал уже спокойно: — Не — ет, ЯКов, бывает хуже. Все — это когда и следа не останется.

Трактор мягко выталкивал из трубы темные вежцы дыма. Шум выхлопов заглушал голос Рубцова. Солдат его не слышал, зато хорошо видел командира. Он стоял на крыле самолета и, сомкнув губы, протирал подшлемником лобовое бронестекло. Видел, как потом летчик, спрыгнув на землю, нервно срывал с самолета паучьи сети, а обойдя его кругом, снова грубовато, по — мужски, похлопал по килю. Быть может, уже забыв, зачем он послан на старую стоянку, солдат отрешенно следил за каждым шагом командира. И не услышал, когда Рубцов, возвращаясь к мотоциклу, печально бросил:

— Мамедов, выполняйте! Вы что, уснули? — Рубцов постучал кулаком по кабине. — Выполняйте!

Сердито фыркнув, трактор вновь ринулся к самолету. Однако здесь Рубцов вспомнил еще о чем — то

важном:

— Остановись, Мамедов! — Сырой землей, взрыхленной гусеницами, Рубцов старательно затер вылинявшие звезды на самолете и рубанул воздух ладонью. — Теперь вперед, Мамедов. — Оседлал мотоцикл и, не оборачиваясь, на полной скорости погнал его через летное поле.

Вскоре на бетонную полосу с гулом, похожим на шум большого водопада, выкатились попарно серебристые МИГи.

Они стремительно взвились над лесом, выстроились клином и растворились в стратосфере, где-то много выше той высоты, на какую поднимались винтовые самолеты ЯКи, где-то за границей. старого, исхоженного неба. Возвращались минут через сорок. В зоне аэродрома МИГи выстроились фронтом, снизились до бреющего полета и прошлись со свистом над старой стоянкой. Рубцов вел группу. И он первый увидел ЯКа на прежнем месте. И на нем яркие звезды. Ярче прежних, затертых им, Рубцовым.

— Мамедова ко мне! — приказал Рубцов после посадки. — Немедленно ко мне рядового Мамедова!

Солдат — тракторист ждал этого вызова. Он подошел к командиру с печальным лицом, виновато козырнул.

— В чем дело, Мамедов? — строго спросил Рубцов.

Солдат опустил глаза, задумчиво сдвинул брови:

— Не смог я, товарищ командир. Не смог старика…

— Послушайте, Мамедов, — понизил голос Рубцов. — Он уже… Как вам объяснить… Ну он уже…

— Знаю, товарищ командир, — смело вставил солдат. — Но пускай сам упадет, когда придет время.

— Сам он не упадет, — радостно подхватил Рубцов. — Сам не упадет, товарищ Мамедов. Я его, ЯКова, знаю!..