Выступая 23 ноября 1939 года на секретном совещании главнокомандующих родами войск вермахта, Гитлер говорил: «Россия в данный момент не опасна. Она ослаблена многими внутренними обстоятельствами… Фактом остаётся то, что в настоящее время боеспособность русских войск незначительна. На ближайший год или два нынешнее состояние сохранится» [155].

Эти выводы Гитлера были подтверждены и конкретизированы немецкими военными и политическими аналитиками, а также германской военной разведкой в непосредственном преддверии нападения Германии на СССР. В секретном докладе, подготовленном разведывательным отделом Генштаба сухопутных войск Германии 15 июня 1941 года, указывалось: «В связи с последовавшей после расстрела летом 1937 года Тухачевского и большой группы генералов „чисткой“, жертвой которой стали 60—70 % старшего начальствующего состава, имевшего частично опыт войны, у руководства „высшим военным эшелоном“ (от главнокомандования до командования армий) находится совсем незначительное количество незаурядных личностей… На смену репрессированным пришли более молодые и имеющие меньший опыт лица. Преобладающее большинство нынешнего командного состава не обладают способностями и опытом руководства войсковыми соединениями. Они не смогут отойти от шаблона и будут мешать осуществлению самых смелых решений. Среднему и младшему командному составу (от командира корпуса до лейтенанта включительно) также, по имеющимся данным, свойственны очень серьёзные недостатки» [156].

С 1935 по 1940 год шесть раз менялось руководство военной разведки РККА. В 1938 году практически была ликвидирована вся нелегальная резидентура. Вместо отозванных в СССР и репрессированных лучших работников закордонных резидентур пришли малокомпетентные, неопытные и слабообученные работники, зачастую не знавшие даже языка страны пребывания.

Степень централизации поступления разведывательной информации, как и вообще степень централизации всей власти перед войной, в СССР была гораздо больше, чем в Германии. По сути советская стратегическая разведка была личной разведкой Сталина, которому Берия, минуя Наркомат обороны и Генштаб, направлял непосредственно все сколько-нибудь важные донесения НКВД и ГРУ.

В докладе, посвящённом итогам финской войны, Ворошилов заявил, что разведки, как органа, обслуживающего и снабжающего Генеральный штаб всеми нужными данными о наших соседях и вероятных противниках, их армиях, вооружениях, планах, а во время войны исполняющего роль глаз и ушей нашей армии, у нас нет [157].

IX

Репрессии

В результате подсчётов, проведённых в 1954 году работниками МВД, была подготовлена справка «Число осуждённых по делам органов ВЧК—ОГПУ—НКВД—МГБ за 1921—1940 годы». В ней указывалось, что в 1939 году было осуждено 63 889 человек, в 1940 году — 71 806 человек (примерно в 5—6 раз меньше, чем в 1937 и 1938 годах), в том числе приговорено к высшей мере наказания соответственно 2552 и 1649 человек (в 150—200 раз меньше, чем в 1937 и в 1938 годах) [158]. Указанные цифры расстрелянных следует считать преуменьшенными, поскольку в них не вошли данные о числе расстрелянных польских офицеров, считавшихся военнопленными, которые хранились под грифом особой секретности и были недоступны составителям справки.

Основную часть осуждённых в те годы составили жертвы репрессий, развернувшихся на территориях, вошедших в состав СССР в 1939—1940 годах. Кроме того, сюда входили «враги народа», арестованные в годы большого террора, рассмотрение дел которых завершилось в 1939 и 1940 годах. За эти два года из данной группы было освобождено и реабилитировано несколько десятков тысяч людей, а дела других нескольких десятков тысяч были подвергнуты серьёзному пересмотру. При этом, однако, не был освобождён и не избежал расстрела ни один ранее арестованный член или кандидат в члены ЦК ВКП(б) и ни один военачальник наиболее высокого ранга (начиная с комкоров). Более того — в эти годы бериевской «оттепели» прошла серия арестов детей наиболее видных оппозиционеров и партийно-государственных деятелей. Так, в 1939 году были арестованы и приговорены к заключению в лагеря или к ссылке несколько бывших одноклассниц, учившихся на первых курсах вузов. Всем им — Н. Крестинской, Н. Ломовой, Е. Рухимович, Т. Смилге — «тройкой» было «пришито» групповое дело [159].

Многие репрессированные в предвоенные годы были осуждены по совершенно фантастическим обвинениям. Так, в воспоминаниях И. Эренбурга рассказывается, что в начале 1941 года был арестован временный поверенный в делах СССР во Франции И. Н. Иванов. После его реабилитации в 1954 году ему показали вынесенный по его делу приговор Особого совещания. Оказалось, что в сентябре 1941 года он был приговорён к пяти годам лагерей за «антигерманские настроения». «Трудно себе это представить,— комментировал этот приговор Эренбург — Гитлеровцы рвались к Москве… а какой-то чиновник ГБ спокойно оформил дело, затеянное ещё во время советско-германского пакта; поставил номер и положил в папку, чтобы всё сохранилось для потомства» [160].

Некоторые новые дела инспирировались непосредственно Берией. Так, перед открытием XVIII съезда ВКП(б) работники НКВД И. Кедров и В. Голубев направили Сталину письмо, в котором рассказывали о беззакониях, творимых Берией и Деканозовым. В конце февраля 1939 года они были арестованы, а 16 апреля арестовали отца И. Кедрова — старого большевика М. С. Кедрова, имевшего сведения о сомнительной роли Берии как «двойного агента» в годы гражданской войны. 29 января 1940 года Военная коллегия приговорила Голубева к расстрелу. По-иному обстояло дело с М. С. Кедровым, которому в самом начале войны Военная коллегия вынесла оправдательный приговор. Председатель Верховного суда Голяков подтвердил голословность предъявленных Кедрову обвинений и указал, что не видит оснований для опротестования приговора Военной коллегии. Тем не менее Кедров был расстрелян в октябре 1941 года по самоличному приказу Берии [161].

Поразительно, что в ходе следствия по некоторым делам, непосредственно курируемым Берией, от арестованных добивались показаний на тогдашних членов Политбюро. Так, 3 июня 1939 года по приказу Берии был арестован помощник первого секретаря ЦК КП Узбекистана Юсупова А. Пижурин, а вслед за ним — второй секретарь ЦК КП этой республики В. Чимбуров. Переживший сталинские лагеря Чимбуров в 1956 году на суде над одним из наиболее оголтелых бериевских палачей Б. Родосом рассказывал, что Родос обвинял его в том, что он покрывает таких отъявленных врагов народа, как Л. Каганович и А. Андреев. Обвинения Родоса в их адрес звучали так уверенно, что Чимбуров был убеждён: «Они уже арестованы, как и Юсупов» [162].

Показаний на Андреева Родос требовал и от бывших руководителей Кабардино-Балкарской ССР, а от других арестованных добивался признаний, что во главе «шпионской банды» стоит Жданов [163].

Что же касается освобождения заключённых, то здесь господствовал своего рода выборочный принцип. Так, в предвоенные годы было выпущено на свободу немало командиров среднего ранга, а также беспартийных учёных. В 1946 году на очередных выборах в Академию наук была избрана большая группа учёных, подвергавшихся арестам в предшествующие годы. 11 человек из них стали академиками, а 8 — членами-корреспондентами [164].