— Кто же так останавливает, дура? Самой жить надоело, так людей пожалей!

— Вот мы как раз и жалеем, не ори, — отозвался Малюгин. — Тут человек повредился, доставь его к месту, а он твои переживания учтет по–хорошему… Садитесь, — подтолкнул он Родионова. — Базарить некогда.

Из всех работников горотдела наиболее начальственный вид был у Катина. Ему и поручили с извинениями освободить Тихомолова. Тихомолов принял все достойно, ответив, что понимает специфику службы органов, распрощался вежливо.

А теперь, не торопясь, шел по улице, с сумрачным удовольствием наблюдая субботнюю сутолоку. На углу подле универмага пристроился возле короткой очереди к шашлычнику, раздумал и, выпив газированной воды, направился далее.

И на площади у сквера зашел в парикмахерскую.

Одно кресло пустовало, во втором полулежал клиент, вокруг ходила веснушчатая девица с ножницами… Он хотел уйти, но из–за занавески вышел еще один мастер, что–то дожевывая на ходу.

Дожевал, проглотил и сделал приглашающий жест рукою:

— Прошу садиться. Что мы желаем?

— Мы желаем побриться. И затем — компресс.

Тихомолов опустился в кресло, устроился поудобнее и закрыл глаза.

Родионова все не покидало ощущение совершенного промаха, и наконец, не выдержав, он сказал Талгатову:

— А если потеряем из виду Тихомолова? Чем дольше думаю, тем больше уверяюсь, что он много значит в этом деле.

— Уверенность без доказательств — ничего не значит, — хмуро отреагировал Талгатов. — И потом, как это — потеряем?

— А так: исчезнет он из города, и ищи его потом.

— Не исчезнет. Перед ним так извинялись, что он уже все на свете забыл! — рассмеялся Гундарев. — Я думал, Катин вот–вот на колени встанет!.. А может, никакого Карыма не существует? Может, зря мы о нем думаем?

— Все может быть, кроме того, чего быть не может, — задумчиво отозвался Родионов.

И на этом глубокомысленном замечании их беседа пока закончилась.

Но Карым существовал.

Как раз в это время он прошел мимо нужного дома на окраине, резко развернулся, прошагал обратно и юркнул в калиточку.

Миновав тесный дворик, вошел в тамбур неказистого домика и оттуда попал в маленькую, скудно обставленную комнатку. Усевшись на табурет, взял со стола «Огонек», полистав, отбросил, нагнувшись, глянул в оконце…

Из соседней комнаты высунулась молодая женщина с дочерна насурмленными бровями, сразу скрылась, и почти тут же, выйдя из глубины домика, сел напротив гостя неприметный внешне человечек в теплом халате и шлепанцах.

— Неси припасы. Понадобились, — коротко предложил Карым.

Человечек прикрыл глаза, покачался и, просидев так с минуту, вышел, откуда пришел.

Вернулся он скоро, с дешевым, под кожу, чемоданчиком, поставил его на стол.

Вынув из чемоданчика пистолет, Карым пристроил его под пиджаком, опустил в карман обойму.

— Уже жарко? — спросил хозяин, показав сплошное золото во рту.

— Еще не очень. Но завтра все равно уйдем.

— Во–о–от… — опять прикрыл глаза хозяин. Стало видно, что он очень не молод, но это казалось до тех пор, пока не блеснули маленькие глазки. — А почему не теперь?

— Дела есть. — Карым посмотрел на него с ироническим прищуром. — Что, Фатек, неохота с места взлетать? Гузка тяжелая стала…

— У меня новая жена, молодая, я только жить начал… Большие дети — чужие совсем, я еще сына хотел. Теперь опять один буду, — очень равнодушно поведал человечек в халате.

— Так оставайся, — зевнул Карым. — Разводи курятник.

— Ты оставишь! — сверкнула золотая улыбка напротив.

Помолчали.

— Хвоста не приделали еще? — поинтересовался хозяин негромко.

— Не заметил пока.

— Домой не ходи.

— Учишь? — с интересом взглянул на него Карым, и хозяин потупился. — Мне там делать нечего… Что надо — вынесут. Я тебя завтра в девять жду. На базаре, где всегда.

— Ладно. Кто еще будет?

— Ты да я, да мы с тобой. Грей жену напоследок, пошел я…

Уйдя от Фатека, Карым сменил три автобуса на двух маршрутных линиях, когда шел парком — выбирал окраинные и пустые аллеи.

Из парка выбрался через пролом в ограде, пересек широко обозримый пустырь с лоскутами обобранных огородов, через неглубокую балочку снова вышел к жилым массивам.