Шрифт:
Первым, кого Малюков встретил на земле, оказался, конечно же, Деготь.
– Ты вовремя! – бодро сказал старый товарищ. – Мы с профессором тебя уж заждались. Тут такие дела грядут! Закачаешься!
Он оглянулся на людей вокруг, и подмигнул весело. Мол, есть новости, только до другого места подожди…
– Да знаю я ваши новости…
Деготь, ухватившийся за его чемодан, отпустил ручку и вопросительно наклонил голову.
– Видел я вас сегодня, соколы Сталинские…
Коминтерновец усмехнулся и, подхватив-таки чемодан, пошел к выходу. Федосей догнал, понизив голос, спросил.
– Когда второй аппарат-то собрали?
В глазах товарища плясали веселые чертики превосходства.
– Два дня назад… И не только его. Теперь мы – о-го-го! Знаешь, сколько народу теперь в спецлаборатрии работает? У-у-у, брат! Сила! Пойдем, пойдем. Все покажу. Да не только покажу. Дам рукой пощупать!
Есть радости мелкие – только-только самому почувствовать, а есть – громадины. Не одному – всем хватит. Радость Дегтя из таких. Она передалась и Малюкову. Что-то хорошее у них произошло, не для одного – для всех!
Ясно, что есть, что рассказать товарищу.
Тот подхватил Малюкова под руку и потащил наружу. Стоявший у машины незнакомый водитель открыл дверцу.
В машине Деготь, правда, тоже не стал говорить, а сам забросал Федосея вопросами – как Москва, что привез, какие новости.
А вот в лаборатории…
Открыв дверь, он дружески толкнул товарища в спину.
– Погляди, что мы тут без тебя соорудили!
Профессорский аппарат, неделю назад смотревшийся как карандашный набросок, теперь обрел реальность многокрасочной картины, все уже было на своем месте – и холст, и краски, и золоченая рама, и даже подпись художника.
– Ты внутрь, внутрь загляни, – прокричал товарищ, скрывшись в лаборантской. – Удивись да порадуйся!
Федосей обошел вокруг, глядя на аппарат так, словно впервые его видел. Он казался огромным, и при этом изящно-невесомым. Малюков насмотрелся за свою жизнь на аэропланы и дирижабли и за тяжестью металла умел чувствовать то же легкое изящество, что роднило между собой все летательные аппараты. В профессорском чуде это качество так же присутствовало.
Сбоку, размером чуть меньше человеческого роста, нашелся люк. К нему вели сколоченные из ящичных досок грубоватые ступени. Пальцем проведя по головкам болтов Федосей насчитал четырнадцать штук. Что-то там, в заатмосферном пространстве было такое, чего профессор сильно опасался.
От толчка крышка неожиданно легко уехала вовнутрь. Высоко задирая ноги, Малюков забрался в аппаратное чрево. Там пока было темно и пахло металлическими стружками, лаком и чем-то благородно-кислым. Поводив вокруг себя руками, наткнулся на трубу. Наверняка можно было как-то включить освещение, но он не стал разыскивать выключатель, а вернулся к люку. Там уже стоял, улыбаясь, Деготь.
– Хорош аппарат?
– Хорош… Только забираться неудобно, – заметил Федосей.
– В шинели да с шашкой – да. Только зачем тебе там шинель и шашка? – отозвался коминтерновец.
Ждали его не напрасно.
Когда узнал для чего, то у него аж глаза защипало. Ай да профессор! Ай да человек! Настоящий красный интеллигент!
Год 1929. Ноябрь
СССР. Свердловск
Испытания «Иосифа Сталина» могли бы начаться и два дня назад, но профессор настоял, чтоб подождали Федосея. Малюков тогда прямо спросил – почему, а профессор отшутился. Сослался на суеверие. Мол, вместе они в огне не сгорели, в воде не утонули, а это для Судьбы что-нибудь да значит…
Чекист улыбнулся внутренне. Сразу видно – хороший человек немец. Наш человек!
Теперь они полулежали в удобных сетчатых креслах и ждали старта.
Деготь и впрямь оказался прав – шинелей не понадобилось. Оба были одеты в короткие плотные кожаные куртки и летные шлемы. Экипированный так же как и они, Ульрих Федорович щелкал переключателями, смотрел как загораются разноцветные лампочки на щитках.
Особых удобств в кабине не было, да и не нужны они были на стадии испытаний. Даже с естественными надобностями придется повременить. Чтоб не случилось неприятностей медики что-то им вкололи и теперь если чего и хотелось – так побыстрее взлететь.
Профессор посмотрел на них мельком, улыбнулся. Больше внимания он уделил приборам.
Малюков с завистью покосился на товарища. Тот сидел тихо. На лице читалось спокойное ожидание какой-то мелочи. Вроде как ждал, когда принесут заказанное пиво или, допустим, свежую газету.
– Готовы?
– Натюрлих, профессор, – ответил сразу за всех Деготь. – Хоть в бой, хоть в строй…
Федосей заметил, как губы профессора шевельнулись – то ли улыбнулся, то ли прошептал что-то. Слово он не разобрал. Ему, похоже, тоже было весело.