Летом 1951 года попала в тюрьму С. Карпай, врач Кремлевской больницы. К ней применяли жесткие меры воздействия, но Карпай держалась стойко и отрицала "вредительские" методы лечения советских руководителей. Не добившись нужных показаний, Игнатьев предложил Сталину "осудить Карпай на 10 лет тюремного заключения" (в сырой, холодной камере она заболела астмой и умерла через два года после освобождения).

5

Академик В. Виноградов, лечащий врач Сталина, последний раз осматривал своего пациента в январе 1952 года, обнаружил у него высокое кровяное давление, грозившее повторным инсультом, и посоветовал временно прекратить активную деятельность. Сталин был рассержен этим диагнозом; возможно, он полагал, что соперники сговорились отстранить его от руководства страной, и больше не позволял врачам осматривать себя.

В октябре 1952 года проходил 19-й съезд партии, последний в жизни вождя, на котором Всесоюзную коммунистическую партию большевиков переименовали в Комунистическую партию Советского Союза. Сталин уже не мог выстоять на трибуне несколько часов, чтобы зачитать отчетный доклад; он произнес лишь небольшую заключительную речь, закончив ее словами: "Да здравствует мир между народами! Долой поджигателей войны!" ("Все встают. Бурные, долго не смолкающие аплодисменты, переходящие в овацию. Возгласы: "Да здравствует товарищ Сталин!", "Да здравствует великий вождь трудящихся мира товарищ Сталин!", "Великому Сталину ура!")

По предложению вождя Политбюро переименовали в Президиум ЦК партии и значительно расширили: в его состав вошли 25 членов Президиума и 11 кандидатов. Это были новые лица в высших рядах партии, обязанные Сталину своим возвышением, – на них он и собирался опираться в будущем, не доверяя прежним своим соратникам. И хотя Берия, Молотов, Хрущев и другие также попали в Президиум, они опасались, что его создание – это часть сталинского плана будущей ликвидации "старой гвардии". Сталин мог уничтожить их постепенно, одного за другим, обвинив в преступлениях, которые сам же и планировал. Это обстоятельство породило предположения историков, что многолетние сподвижники вождя ускорили его уход в мир иной.

Стареющий, теряющий силы глава государства, страдавший хроническими заболеваниями, не доверял уже никому, а потому уединялся на "ближней даче" под Москвой. Сплошной трехметровый забор в два ряда. Патрули с собаками. Внешняя и внутренняя охраны. Шлагбаумы на подъездном пути. Системы сигнализации внутри дома. Сталин прогнал даже генерала Н. Власика, который многие годы отвечал за его безопасность, а затем велел его арестовать – вождю доложили, что Власик не обратил должного внимания на письмо Тимашук и пытался вместе с Абакумовым замять "дело врачей-вредителей".

С. Аллилуева, из воспоминаний:

"Двадцать семь лет я была свидетелем духовного разрушения собственного отца и наблюдала день за днем как его покидало всё человеческое, и он постепенно превращался в мрачный монумент самому себе…

Он знал, что делал, он не был ни душевно больным, ни заблуждавшимся. С холодной расчетливостью утверждал он свою власть и больше всего на свете боялся ее потерять… Соперники и противники были уничтожены. Страна и партия признали его единоличную власть. Всё замолкло и, казалось, покорилось. Ему курили фимиам и за пределами СССР… Но он не радовался своей жатве.

Он был душевно опустошен, забыл все человеческие привязанности, его мучил страх, превратившийся в последние годы в настоящую манию преследования, – крепкие нервы в конце концов расшатались. Мания не была больной фантазией: он знал, что его ненавидят, и знал почему…

Но он никогда не признавал своих ошибок. Это было ему абсолютно несвойственно. Он считал себя непогрешимым и не сомневался в собственной правоте, что бы там ни было... Многим кажется более правдоподобным представить его грубым физическим монстром, а он был монстром нравственным, духовным. Второе страшнее. Но это и есть правда".

6

Н Хрущев: "Сталин был человек очень мнительный, с болезненной подозрительностью… Он мог посмотреть на человека и сказать: "Что-то у вас сегодня глаза бегают" или: "Почему вы… не смотрите прямо в глаза?"... Везде и всюду он видел "врагов", "двурушников", "шпионов"…"

В мнительном состоянии нетрудно заподозрить врачей в злонамеренном лечении, и не случайно Сталин угрожал министру Игнатьеву: если тот не раскроет "террористов, американских агентов среди врачей, он будет там, где Абакумов". Начались аресты. Первыми попали на Лубянку второстепенные персонажи будущего следственного дела, от которых потребовали показаний против именитых врачей. Рюмин угрожал на допросах: "Ты бандит, подлюга, шпион, террорист… Будем пытать каленым железом…" А следователь после этого "успокаивал": "Не переживайте. Пытки каленым железом у нас не применяются. Но порка возможна".

Арестовали жену П. Егорова, руководителя Кремлевской больницы, заставили оговорить мужа, а в октябре 1952 года пришли за ним. Егорова били резиновыми дубинками, изматывали многочасовыми допросами, содержали в наручниках – днем руки вывернуты за спину, ночью закованы спереди, и он стал подписывать любые протоколы. Так появились обвинения в убийстве Жданова и Щербакова, во вредительском лечении лидера компартии Болгарии Г. Дмитрова, который умер в Москве, а также в намеренном ухудшении здоровья В. Сталина, сына вождя, лечившегося от алкоголизма.