С этим Муса вышел из мечети и вместе с ним король, положившийся на его слово. Король спросил его:

– Скажи мне, Муса, кто тебе открыл, что я нахожусь в этой мечети?

– Тот, кто видел, как ты туда укрылся, – отвечал ему Муса.

Все спустились с холма и вошли в Альгамбру. Сегри распорядились о погребении трупов своих родственников, и для этого понесли их по домам, сопровождаемые Мусой и другими рыцарями, для избежания каких-нибудь столкновений. Мертвые обеих партий были погребены, и весь тот день в Гранаде ничего не было слышно, кроме печального плача и стенаний. Король, как только вступил в Альгамбру, окруженный своей стражей, прошел в опочивальню и приказал, чтобы к нему никого не допускали в течение всего этого дня, что и было исполнено, и к нему не впустили даже королеву с ее дамами. Королева была очень огорчена, но не знала причины своего нового отъединения, поскольку все уже успокоилось, как передал ей присланный Мусой паж, сказавший, чтобы ее высочество не тревожилось, ибо все мирно и король в безопасности. Королева, очень печальная и задумчивая, удалилась в свои покои, и сердце подсказывало ей. новую беду.

Убитые с обеих сторон были погребены, остановились проливавшиеся по ним слезы, большинство рыцарей Гранады по приказу храброго полководца Мусы возвратились в повиновение Молодому королю, и прошел тот кровопролитный день, столь плачевный для Гранады; на следующий же за ним день все рыцари были призваны к королю в Альгамбру. Собрались там все наиболее славные рыцари, и было видно, что многие из них явились весьма неохотно: пришли, чтобы удовлетворить просьбу Мусы. Они все собрались в королевской зале, сели на свои обычные места и стали дожидаться выхода короля. Король, когда ему сказали, что Муса и многие славные рыцари Гранады его дожидаются, вышел к ним, одетый во все черное, с очень печальным лицом, сел на свой королевский трон и, оглядевшись по сторонам, так начал говорить:

– Верные вассалы и друзья, славные рыцари моей Гранады! Я хорошо знаю, что вы были недовольны мной и хотели лишить меня жизни и государства из-за событий, происшедших в Альгамбре; но вы хотели так поступить, не зная причин и основания этих событий. Правда, я мог бы решить это дело иным способом и избежать такого шума. Но иногда, в известных случаях, овладевают нами гнев и ярость, так что рассудок молчит, и мы прибегаем к безрассудным, но более скорым способам мести. Но да сохранит вас аллах от короля несправедливого, не медлящего с выполнением своей мести! И чтобы дать вам удовлетворение за мою малую вину и великую обиду, потребовавшую от меня скорой мести, узнайте, благородные гранадские рыцари, что Абенсеррахи, славой которых полон мир, составили заговор с целью лишить меня престола и жизни. За одно это они уже заслуживали смерти. Но кроме того, Альбинамад Абенсеррах запятнал мою честь, вступив в связь с моей женой и поддерживая с ней тайную и бесчестную любовь. Они продолжали бы так поступать и до сих пор, если бы не были открыты; здесь, в королевском зале, есть рыцари, свидетели-очевидцы, которые подтвердят это и выступят на защиту своих слов. Вот причины, заставившие меня вчера совершить все, что вы видели: я хотел собственной рукой отомстить за нанесенные мне столь тяжкие обиды и бесчестие. И если бы мое намерение не было раскрыто, не осталось бы сегодня в Гранаде в живых ни одного Абенсерраха. Но каким-то образом враждебная мне судьба раскрыла мое намерение. Из случившегося меня только печалит переполох в городе и смерть многих добрых рыцарей, павших от рук оставшихся в живых Абенсеррахов, Гасулов и Алабесов: пролитая кровь Сегри и Гомелов, по моему мнению, взывает к справедливому возмездию, и, клянусь Магометом, которого чту, я его совершу достойным образом! Повелеваю всем Абенсеррахам, виновным во вторжении с оружием в руках в мой королевский дворец, навсегда покинуть пределы Гранады, а все их имущество, как принадлежавшее изменникам, беру в мою королевскую казну и распоряжусь им по своей воле. Абенсеррахам, менее виновным, не находившимся в Гранаде или несшим вне ее пределов службу алькайдов или какую-либо иную, дозволяю остаться в Гранаде, но лишаю их королевской службы. Если у них родятся дети мужского пола, пусть посылают их на воспитание в другой город, а если женского пола, то пусть выдают их замуж за пределами королевства. И приказываю объявить об этом во всеуслышание по всей Гранаде. Что же касается королевы, моей супруги, то приказываю рыцарям, ее обвинившим, выступить немедля со своим обвинением; а королеву схватить и держать под крепкой стражей, покуда не разрешится ее дело. Потому что нехорошо, когда король, столь славный, как король Гранады, будет жить обесчещенный и не покарает обидчиков за такое тяжкое оскорбление. Вот, повторяю, причина, добрые и верные рыцари, вчерашнего дела. Теперь пусть каждый из вас положит руку на сердце и решит, был ли я вправе желать мести за мои обиды, а решив, пусть ответит.

Прослушав речь короля, все собравшиеся рыцари переглянулись, весьма удивленные всем слышанным, и не знали, что ответить королю, потому что ни один из них не поверил ни в то, что касалось Абенсеррахов, ни в то, что касалось королевы; и сейчас же они все подумали о чудовищной клевете. И все рыцари Альморади и Альмоады, и еще другие, находившиеся в родстве с прекрасной султаншей, пришли в сильное волнение и стали между собой совещаться. Наконец по прошествии некоторого времени, в течение которого король дожидался ответа кого-нибудь из присутствующих, выступил один из рыцарей Альморади, дядя королевы и брат ее отца, и сказал так:

– Мы внимательно выслушали твои слова, король Боабдил, и вынуждены ожидать от них не меньших бед и столкновений, чем вчерашние, потому что все, тобою сказанное, похоже на явную клевету как в отношении Абенсеррахов, так и королевы. Абенсеррахи благородны, не способны они на подобную низкую измену, и нельзя их в ней подозревать! Они •неоднократно выказывали свои благородство и верность в делах, принесших честь и славу твоему королевству; и если ты теперь приказываешь изгнать их из своего королевства, то отныне считай его для себя потерянным. Потому что, если даже ты и прикажешь им уйти в изгнание и если они по своей доброй воле не покинут Гранаду, силой ты их не заставишь это сделать. Ведь ты здесь не единственный король: твой отец Мулаасен еще жив и еще считается королем. А он очень уважает Абенсеррахов и всех их сторонников. Осмотрись теперь кругом, и увидишь, что здесь, у тебя во дворце, недостает всех Алабесов – рода высокого по своей знатности и доблести. Посмотри, и увидишь, что нету здесь также ни Гасулов, ни Альдорадинов – рода древнего и очень уважаемого в Гранаде. Не увидишь тут и Венегов. Ну, так если отсутствуют перечисленные мною, то за ними пойдет вся Гранада; как же сможете вы – ты и твои немногочисленные приверженцы – изгнать Абенсеррахов? Одумайся, Боабдил! Не дай ослепить себя гневу, порожденному клеветой. Это в отношении Абенсеррахов. Что же касается королевы, то сказанное тобою про нее тоже ложь. Ни разу еще не обнаруживалось за ней ни одной вины, она женщина незапятнанной чести и заслуживает большого уважения за свою добродетель. И предупреждаю тебя с самого начала: если ты выступишь против королевы и нанесешь ей какую-либо обиду, то мы все – Альморади и остальные ее родичи – мы откажем тебе в покорности и возвратимся к твоему отцу. Всякий же рыцарь, осмеливающийся клеветать на королеву и повелительницу нашу, лжет, и не благородна его кровь! Я это докажу кому угодно и где угодно!

Клеветники Сегри и Махардин Гомел, и Махардон, его брат, и двоюродный брат Махардина Алиамет в бешенстве вскочили и закричали, что сказанное ими – правда и что они в любую минуту готовы выступить двое на двоих и четверо на четверых в защиту своих слов и чести их короля, и всякий, кто осмеливается их оспаривать, – лжец.

Тогда поднялись со своих мест Альморади и взялись за мечи. Сегри и Гомелы сделали то же самое. Обе партии устремились друг на друга, подняв ужасное смятение и шум в королевской зале. Но рыцари Асарки и Аларифы, добрый Муса и Саррасин, храбрый Редуан и сам король бросились между ними, не дали им сойтись, успокоили их и уговорили снова сесть по местам. И когда все успокоились, Муса заговорил так:

– Благородные рыцари! Я предложил бы, чтобы нашей королеве было предъявлено обвинение и она была бы заключена под стражу: ибо, уповаю на аллаха, ее невинность приведет к смерти ее клеветников и заставит их собственноустно сознаться в своей низости. Это облекло бы королеву великой славой, а вместе с нею и весь ее род. Поэтому пусть выступит здесь королева и сама изберет и назначит рыцарей – своих защитников.

Все согласились со словами Мусы, и тут же было послано за королевой. Та явилась, сопровождаемая дамами, с лицом светлым и радостным. Все находившиеся в зале рыцари поднялись и приветствовали ее глубоко почтительными поклонами, все, за исключением клеветников, не двинувшихся со своих мест. И прежде чем королева села на свой трон, как обыкновенно, Муса обратился к ней с такими словами:

– Прекрасная султанша! Дочь славного Морайсела, Альморади по отцу и Альмоада по матери, отпрыск великих королей марокканских! Узнай же, королева Гранады, что в этом зале находятся рыцари, клевещущие на твое целомудрие и утверждающие, будто ты не соблюдала брачных законов, как должна была соблюсти их по отношению к королю, твоему супругу. Они говорят, будто ты прелюбодействовала и изменила ему с Альбинамадом Абенсеррахом, за что его вчера обезглавили вместе с другими Абенсеррахами. Я и никто из остальных рыцарей не верим этому обвинению, и никто не сможет нас в нем убедить, потому что нам хорошо известно, что твоя добродетель велика. За это обвинение тебе грозит мучительная казнь. Потому оправдайся, чтобы предотвратить ее! Если же не сумеешь оправдаться перед своим супругом, то умрешь на костре, как того требуют в подобных случаях наши законы. Я сказал тебе все это потому, что никто из всех рыцарей, присутствующих в королевском зале, не осмеливался этого сделать, и не подумай, что я имел дерзость так поступить из злобы или из желания нанести тебе оскорбление; но лишь затем, чтобы ты своевременно смогла отвести такой ужасный удар судьбы. От себя я добавлю, что, будучи уверен в твоей доброте, буду служить тем, чем только смогу, и пока душа не покинет моего тела.