— Давно?

— Возможно, всю твою жизнь.

— Начиная со смерти родителей. — Детские воспоминания нахлынули валом: щекочущая слежка чародеев на школьных качелях, холодные глаза вампира на дне рождения у подруги. — С тех самых пор.

Изабо хотела что-то сказать, но перехватила взгляд сына и промолчала.

— Для них ты как-то связана с книгой — они надеются получить ее через тебя. Я пока не понял, что это за связь, и не думаю, что они понимают.

— Даже Питер Нокс?

— Маркус поспрашивал кое-кого — у него это хорошо получается. Нокс, по его сведениям, в полном недоумении.

— Не хочу, чтобы Маркус подвергался риску из-за меня. Не надо его впутывать, Мэтью.

— Он вполне способен за себя постоять.

— Я тоже должна кое-что рассказать тебе. — Моя отвага таяла с каждой минутой.

Мэтью, держа меня за руки, слегка раздул ноздри.

— Ты устала, проголодалась. Не подождать ли с этим до ленча?

— У моего голода есть запах? — не поверила я. — Так нечестно.

Мэтью расхохотался и развел мои руки в стороны, точно крылья.

— И это говорит ведьма, которая при желании могла бы читать мои мысли как с телеграфной ленты. Я знаю, когда ты меняешь о чем-то мнение, знаю, когда замышляешь что-то вроде прыжка через изгородь, и уж конечно знаю, что ты голодна. — Он поцеловал меня, чтобы поставить точку.

— Кстати о моих скрытых талантах, — начала я, не успев отдышаться. — В генетическом тесте предусматривалась колдовская вода.

— Что? — заволновался Мэтью. — Когда это случилось?

— Как только ты уехал из замка. При тебе я не давала воли слезам, а после расплакалась.

— Ты и раньше плакала. — Опять сведя мои руки вместе, он стал разглядывать ладони и пальцы. — Вода струилась из рук?

— Отовсюду. — Он тревожно вскинул брови, услышав это. — Из рук, из ног, из глаз, из волос, даже изо рта. Я напрочь растворилась в этом потоке. Думала, что вкус соли останется во рту навсегда.

— Ты была одна в это время? — резко спросил он.

— Нет-нет, с Изабо и Мартой, — поспешно сказала я. — Они просто не могли подобраться ко мне из-за всей этой воды — а тут еще и ветер поднялся.

— Что же остановило бурю?

— Пение Изабо.

Мэтью прикрыл глаза тяжелыми веками:

— Она и мне пела когда-то. Спасибо, Maman.

К этому следовало добавить, что Изабо стала уже не та после смерти Филиппа, но Мэтью только стиснул меня в объятиях, а я постаралась не замечать, что он по-прежнему о многом умалчивает.

Он так радовался, что вернулся домой, что и меня заразил. После ленча мы поднялись в его кабинет. На полу у камина он отыскал почти все мои чувствительные местечки, но к своим секретам меня ни разу не допустил.

Однажды я попыталась проникнуть за крепостную стену сама.

— Ты что-то сказала? — удивленно посмотрел он.

— Нет. — Я убрала свой невидимый щуп.

Ужинали мы с Изабо, печально наблюдавшей за сыном. Облачившись в свою псевдопижаму, я приготовилась пожелать Мэтью спокойной ночи. Потом он, наверно, спустится в кабинет — а что, если в тайнике с печатями остался мой запах?

Он явился ко мне босиком, в полосатых пижамных штанах и выцветшей черной футболке.

— Ты где больше любишь спать — справа или слева?

Я задумалась над этим вопросом, вертя головой довольно быстро для невампира.

— Если тебе все равно, то я лягу слева, — серьезно сказал он. — Мне будет спокойнее между тобой и дверью.

— Да, в общем-то, все равно, — промямлила я.

— Тогда подвинься. — Я подвинулась, и он с довольным вздохом улегся рядом.

— Самая удобная постель в этом доме. Мы спим очень мало, и мать не уделяет матрасам никакого внимания. Ее кроватям место только в чистилище.

— Ты собираешься спать со мной? — Я попыталась не уступать ему в беззаботности.

Он обнял меня одной рукой, примостив мою голову себе на плечо.

— Да, но не в буквальном смысле.

Я приложила ладонь к его сердцу, чтобы слышать каждый удар.

— Что ж ты тогда будешь делать?

— Тебя караулить. А когда надоест — если надоест, — он коснулся моих век губами, — почитаю. Тебе свечи не мешают?