— Нет, я крепко сплю. Пушкой не разбудишь.

— Да ну? Если мне станет скучно, я придумаю, как тебя разбудить.

— Тебе часто бывает скучно? — Я зарылась пальцами в его волосы.

— Подожди немного и увидишь сама.

Его близость убаюкивала лучше, чем всякая колыбельная.

— Это пройдет когда-нибудь?

— Ты о Конгрегации? Не уверен.

— Конгрегация меня волнует меньше всего, — встрепенулась я.

— О чем же ты в таком случае?

Я поцеловала его вопрошающий рот.

— О чувстве, которое испытываю рядом с тобой — как будто впервые живу полной жизнью.

— Надеюсь, что не пройдет, — улыбнулся он с несвойственной ему милой застенчивостью.

Довольная, я уронила голову ему на грудь и уснула крепко, без сновидений.

Утром мне пришло в голову, что наши с Мэтью дни делятся на две категории. Либо он все предусматривает и охраняет меня от любых неожиданностей, либо все идет кувырком. А ведь еще совсем недавно я сама планировала свое время, составляя списки и графики.

Сегодня я тоже вознамерилась взять все в свои руки. Сегодня Мэтью введет меня в свою вампирскую жизнь.

Это обещало испортить так хорошо начавшийся день, но что ж поделаешь.

На рассвете желание пронзило меня с не меньшей силой, чем вчера во дворе — лучше любого будильника. Мэтью тут же ответил мне поцелуем.

— Я уж думал, ты никогда не проснешься, — ворчал он. — Хотел в деревню посылать за оркестром, хотя единственный трубач, умевший играть побудку, умер в прошлом году.

Я заметила, что у него на шее нет Лазарева ковчежца.

— А где твой пилигримский значок? — Ему представлялась замечательная возможность рассказать мне о Рыцарях Лазаря, но он не воспользовался.

— Он мне больше не нужен. — Мэтью намотал на палец прядку моих волос, отвел в сторону и стал целовать за ухом.

— Почему не нужен? — слегка отстранилась я.

— После скажу. — Его губы спустились к месту, где шея переходит в плечо.

От дальнейших разговоров мое тело решительно отказывалось. Мы ласкали друг друга сквозь тонкую ткань, замечая малейшие признаки наслаждения — дрожь, гусиную кожу, тихий стон. Я перешла было к более смелым ласкам, но Мэтью сказал:

— Не спеши. Время у нас есть.

— Вампиры, — только и успела я вымолвить до того, как он закрыл мне рот поцелуем.

Полог постели оставался задернутым, когда вошла Марта. Она с красноречивым стуком поставила на стол свой поднос и бросила в огонь два полена, как шотландский метатель шеста. Мэтью выглянул, отметил, что утро прекрасное, и сказал, что я умираю с голоду.

Марта разразилась длинной речью на окситанском и вышла, напевая какую-то песенку. Мэтью отказался перевести ее, заявив, что подобная лексика не для моих нежных ушек.

Когда я принялась за еду, он пожаловался, что ему скучно. В глазах у него при этом мерцал подозрительно озорной огонек.

— Поедем верхом после завтрака, — предложила я, запив яичницу обжигающим чаем. — Работа подождет.

— Не поможет, — проурчал Мэтью.

Помог ему в итоге поцелуйный сеанс. У меня распухли губы, и я много чего узнала об устройстве собственной нервной системы, но тут Мэтью согласился ехать.

Он отправился одеваться, я — в душ. Марта пришла за подносом, и я, заплетая косу, посвятила ее в свои планы. Она выпучила глаза, однако согласилась отправить на конюшню сандвичи и бутылку воды — пусть Жорж уложит их в седельную сумку Ракасы.

Оставалось только уведомить Мэтью.

Он работал на компьютере, напевая какой-то мотивчик и одновременно набирая сообщения на мобильнике.

— Ну наконец, — ухмыльнулся он. — Я уж собирался доставать тебя из воды.

От нахлынувшего желания у меня ослабли коленки. Сознание, что мои последующие слова неминуемо сотрут улыбку с его лица, делало чувства еще острее.

«Пожалуйста, пусть все будет хорошо», — мысленно помолилась я, кладя руки ему на плечи. Мэтью прислонился к моей груди запрокинутой головой и приказал с улыбкой:

— Целуй.

Я повиновалась без задней мысли, изумляясь пониманию между нами. Совсем не так, как в книгах и фильмах, где любовь изображается как сплошная напряженка. Любовь к Мэтью гораздо больше напоминала прибытие в порт, чем отплытие в шторм.

— Как это у тебя получается? Мне кажется, что я знаю тебя целую вечность.

Он стал закрывать свои многочисленные программы, а я впивала его пряный запах и приглаживала ему волосы.

— Знаешь, это очень приятно, — сказал он, подставляя мне голову.