— Вот ты где. Мне снилось, что нас разлучили.

— Нет, милая. Мы вместе, мы в твоем доме. Больше тебе не нужно быть храброй — теперь моя очередь.

— Ты не знаешь, по какой дороге идти?

— Я найду путь. Отдыхай, я обо всем позабочусь. — Глаза у него были зеленые-презеленые.

Я снова заснула и бросилась убегать от Жюльет и Герберта. К рассвету мой сон стал крепче, и проснулась я только утром. Я лежала совершенно голая под несколькими толстыми одеялами, как в британской реанимации. Левая рука была перевязана, из правой тянулась трубка, шею чем-то залепили. Мэтью, подтянув к себе колени, сидел на полу, прислоняясь к дивану.

— Мэтью… все хорошо? — Язык точно ватой обложило, пить хотелось ужасно.

— Просто чудесно. — С заметным облегчением он взял меня за руку, поцеловал в ладонь. Ногти Жюльет оставили на запястье красные дужки.

Слыша наши голоса, в комнату потянулись все остальные. Первыми заявились тетушки. Сара думала о чем-то своем, под глазами у нее пролегли тени. Эм, хотя и усталая, тут же кинулась гладить меня по голове и уверять, что все будет чудненько. Маркус, осмотрев меня, сурово констатировал, что я недостаточно отдохнула. Мириам выгнала всех вон, чтобы сменить мне бинты.

— Насколько все было плохо? — спросила я, когда мы остались одни.

— Если ты о Мэтью, то очень. Потерю, даже угрозу потери, де Клермоны переносят неважно. Изабо после смерти Филиппа была еще хуже. Хорошо, что ты выжила — я не за себя одну радуюсь. — На удивление деликатно она помазала мои раны бальзамом.

Представив себе Мэтью, одержимого жаждой мщения, я поскорее зажмурилась.

— Расскажи мне что-нибудь о Жюльет.

Мириам предостерегающе зашипела.

— Это не моя история. Мужа своего спрашивай. — Она отсоединила капельницу и, помогая мне влезть в Сарину фланелевую ночнушку, заметила знаки у меня на спине.

— Шрамы мне не мешают — они напоминают о том, что я боролась и выжила. — Я одернула рубашку, спеша прикрыть спину.

— Ему тоже не мешают. Любовь де Клермонов всегда оставляет метки на теле — Мэтью это отлично знает.

Я застегнула пуговицы дрожащими пальцами, не глядя на Мириам.

— Очень опасно было вот так давать ему свою кровь — он ведь мог не остановиться, — с невольным восхищением сказала она, подавая мне черные леггинсы.

— «Де Клермоны бьются за тех, кого любят», — так сказала мне Изабо.

— Она все поймет, а вот Мэтью… Ему еще предстоит сжиться с этим — с твоей кровью и со всем остальным.

Между нами висело невысказанное имя: «Жюльет».

Мириам снова поставила капельницу, отрегулировала приток.

— Они с Маркусом едут в Канаду. Мэтью долго будет искать, кем ему поживиться, но тут уж ничего не поделаешь.

— А Саре и Эм не опасно оставаться без них?

— Немного времени ты нам выиграла. У Конгрегации и в мыслях нет, что Жюльет провалится. Герберт не менее горд, чем Мэтью, и почти столь же непогрешим. Лишь через несколько дней они сообразят что к чему… — сказала Мириам и осеклась с виноватым видом.

— Дай мне поговорить с Дианой, — попросил Мэтью, стоя в дверях. Вид у него был ужасный: лицо голодное, из одних острых углов, под глазами лиловые круги.

Тяжелые створки дверей защелкнулись за Мириам. Я воочию видела, как голод борется в Мэтью с инстинктом защитника.

— Когда вы едете? — Я старалась показать, что ничего не имею против.

— Я никуда не еду.

— Тебе нужно восстановить силы. В следующий раз Конгрегация одного бойца не пошлет. — Думая, сколько еще иных из прошлого Мэтью может откликнуться на призыв, я попыталась сесть.

— Ты теперь такой опытный воин, ma lionne, что разгадала всю их стратегию? — По лицу невозможно было понять, что он чувствует, но в голосе слышался легкий юмор.

— Мы доказали, что нас не так-то легко побить.

— Не так-то легко? — Он сел на подушки рядом со мной. — Ты чуть не погибла.

— Ты тоже.

— Ты спасла меня своей магией, я это чувствовал. Луговая манжетка и серая амбра.

— Пустяки. — Я не хотела говорить Мэтью, что обещала в обмен на его жизнь.

— Врешь. — Он вздернул кверху мой подбородок. — Не хочешь говорить — не говори, только не лги мне.

— Не у меня одной в нашей семье есть секреты. Расскажи мне о Жюльет Дюран.

Он отошел к окну.

— Ты уже знаешь, что познакомил нас Герберт. Он украл ее из каирского борделя и долго держал на грани жизни и смерти, прежде чем обратить, а после сделал из нее привлекательную для меня женщину. До сих пор не знаю, была она изначально безумна, или это он ее свел с ума своими манипуляциями.