— Вот и зацепись за этот крючок для разговора с ним, поборись за советского полковника. Нам, в ФБР, очень нужны толковые люди для работы против страны «железного занавеса». Сделай все возможное, чтобы он остался на жительство в Америке.

— О'кей, я постараюсь, — неуверенно пролепетал Мори, почесав затылок.

— Да уж, постарайся. А я со своей стороны сделаю заявку о подборе для Топхэта различных сувениров на общую сумму в тысячу долларов. Еще две тысячи ты вручишь ему за честное и результативное сотрудничество с нами.

Джон отрицательно покачал головой.

— Что? Ты не согласен? — уставился на него Нолан.

— Да.

— Почему?

— Потому, что он не возьмет такую крупную сумму. Однажды я уже объяснял вам, что Топхэт — сверхосторожный человек. Если он начнет тратить доллары на дорогостоящие покупки для себя и своей семьи, то это может вызвать, по его убеждению, большие подозрения у его коллег. В России же наши доллары тем более будут опасны для него. Там он нигде, кроме магазина «Березка», не сможет их израсходовать. А в «Березке» все крупные покупки контролируются советской контрразведкой.

— В таком случае скажи ему, что мы можем открыть счет в банке на его имя. Он будет знать об этом и всегда помнить, что у него в Нью-Йорке есть банковский счет. Тогда он и в Москве начнет работать с ЦРУ также надежно и плодотворно, как с ФБР.

Джон пожал плечами и без энтузиазма проворчал:

— Это надо все решать с самим Топхэтом.

— Разумеется, — ответил Нолан. — Вот и проработай с ним этот вопрос.

— Безусловно.

Джон Мори начал очередную встречу с Топхэтом с прямого вопроса в отношении получения американского гражданства. Когда он спросил об этом, Поляков изобразил на лице явное недоумение.

— Но вы же просили дать вам время подумать, — упрекнул его Джон. — Оно было у вас. Так к какому берегу — американскому или советскому — вы решили прибиться? — Топхэт продолжал смотреть на него как баран на новые ворота, а Джон недоброжелательным тоном продолжал наседать: — Вы хотите жить опять в раскритикованной вами коммунистической среде?.. Или вы говорили мне все это ради того, чтобы войти в доверие к нам?

На сей раз резкий и безапелляционный тон Мори вызвал у Топхэта большую тревогу. Поляков вспомнил слова резидента Ивана Склярова о том, что в Нью-Йорке они не больше чем гости, что им могут здесь устроить такую провокацию, после которой никогда уже не вернешься домой. И тут он впервые почувствовал себя незащищенным, почуял угрозу, исходящую от фэбээровца.

Джон продолжал в упор смотреть ему в глаза, ожидая решения. Но Поляков молчал. Лицо его, как маска, оставалось по-прежнему непроницаемым.

— Ну что… так и будем молчать? — прервал затянувшуюся паузу Джон.

Топхэт встряхнулся и сказал:

— Да, жизнь в Советском Союзе была для меня не мила. Да, я не приемлю советский образ жизни. Да, Соединенные Штаты Америки — богатейшая страна в мире, в ней много свободы и демократии. Но я, как сказал плененный в годы Великой Отечественной войны генерал Карбышев, Родину не хотел бы продавать. Без нее я не мыслю своей жизни. В России находятся мои родители, моя семья и родственники. Без них я не смогу существовать. А то, что начал сотрудничать с вами, то я готов продолжить это и в Москве с вашими коллегами из ЦРУ. Если вы, конечно, захотите…

На лице Мори расцвела сладчайшая улыбка, он вытащил из нагрудного кармана пиджака толстую пачку долларов и, положив ее перед ним, сказал:

— Это наш должок за достоверную информацию, которой вы снабдили меня на прошлой явке. — Затем он повернулся к входной двери, рядом с которой стояла большая кожаная сумка и, показав на нее пальцем, добавил: — А в этой сумке я принес подарки и сувениры для ваших московских начальников и товарищей по работе.

И они оба понимающе улыбнулись.

— Спасибо, мистер Мори.

— А теперь, — американец раскрыл свою папку и высыпал из нее на стол кучу черно-белых фотографий, — я буду показывать вам фото советских дипломатов и сотрудников различных московских представительств, аккредитованных в Америке. Вы должны сказать, кто из них принадлежит к разведывательным службам. Если кого-то хорошо знаете, то охарактеризуйте, отметив их пороки и увлечения.

Поляков взял из вороха фотокарточек несколько снимков и, узнав на некоторых из них разведчиков ГРУ и КГБ, с обидой произнес: