— Сейчас я узнаю.

Андриск отошел на несколько шагов и, перебросившись несколькими фразами со стоявшим сзади них ромеем, вернулся.

— Это юные карфагенские заложники. Три дня назад их доставили сюда из Лилибея. А еще раньше в Африку отплыли корабли с легионами.

Потрясенные виденным, они долгое время шли молча. Каждый думал о своем. «Рим объявил Карфагену войну, — думал Андриск. — Сейчас самое удачное время для моего выступления. Надо торопиться».

— Хорошо, что мы здесь побывали! — сказал Николай. — Такое надо было увидеть самим.

— Ты прав, — согласился Андриск. — Фортуна привела нас в Остию, чтобы преподать еще один урок ненависти.

В доме Эмилия Павла царила суматоха. Переписчики книг под наблюдением Исомаха собирали и увязывали вещи Полибия. Сам Полибий, уединившись в таблине, просматривал свитки. Буквы прыгали перед глазами. Через несколько дней отъезд, ждали, пока соберутся в Рим оставшиеся в живых ахейцы. За это время надо успеть сделать выписки. Кто знает, как сложится судьба? Найдутся ли в Ахайе необходимые книги и будет ли время их читать? А ведь историю не оборвешь на полуслове. Главные мысли не высказаны…

Полибий потянулся к каламосу. «Главные мысли» — так назвал Эпикур одно из своих сочинений, в котором объединил разрозненные заметки. Но история — это связь времен, последовательный ряд событий, происшедших в круге земель. Историк — в прокрустовом ложе пространства и времени, и свои главные мысли он может высказать попутно при объяснении причин событий и рассказе о царях, полководцах, политических деятелях…

Отворилась дверь, и на пороге возник Менилл, пышущий здоровьем и источающий благовония.

— Боги мои! — воскликнул Полибий, бросаясь к другу. — Что нового в твоей благословенной Александрии?

— В Александрии все по-старому, — отвечал кариец. — Так же сияет Фаросский маяк, и на его свет, как бабочки, слетаются крылатые корабли. Ученые составляют каталоги книг и высматривают в ночном небе неизвестные нашему миру созвездия. Имеется лишь одна новость, и она привела меня в Рим. Пришел к тебе за советом.

— Слушаю тебя.

— Мой повелитель решил жениться…

— И он послал тебя испросить согласия сената, — усмехнулся Полибий.

— Ты шутник. Пока еще до этого не дошло! Птолемей наконец сделал выбор. С тех пор как прошел слух о странной смерти Семпрония Гракха, царь бредит Корнелией. Разумеется, у него есть и политические расчеты. Но правда ли, она хороша?

Полибий удивленно вскинул брови:

— Хороша? Нет, прекрасна. И к тому же на редкость умна и образованна. Правда, если Птолемей рассчитывает на приданое, то он прогадал. У Корнелии нет ничего за душой, кроме триумфов ее отца.

— О каком приданом ты говоришь! — выкрикнул Менилл. — Мой повелитель так богат, что может не думать о таких мелочах.

— И все же ему не видать Корнелии, как своих ушей! — жестко проговорил Полибий.

— Почему ты так в этом уверен? Какую женщину не прельстит царская корона! К тому же мне известно, что у нее есть сыновья. После смерти Птолемея они станут царями.

— Постарайся понять, Менилл, — сказал Полибий мягко. — Корнелию нельзя сравнивать с другими женщинами, как ее отца — с другими ромейскими политиками. Слава Корнелии такова, что еще при жизни о ней рассказывают небылицы.

— Так это неправда, будто в ее дом заползли две змеи и Гракх убил самца, потому что жрец, к которому обратились, предсказал, что смерть самца принесет гибель хозяину дома, а самки — его жене?

— Разумеется, выдумка! Но правда то, что Корнелия — единственная женщина, ради которой можно пожертвовать жизнью.

— И все-таки мне придется выполнять поручение, — сказал Менилл. — Но что мы все о делах! Расскажи о себе. Ты что, меняешь дом?

— Жизнь! — сказал Полибий. — Нас отпускают в Ахайю.

— Но я не чувствую в твоем голосе радости!

— А чему радоваться! Если бы раньше отпустили… Ведь нас уже в Ахайе похоронили и чтут как мучеников. А поймут ли нас, когда мы вернемся? Не знаю…

— Как это все печально, — сказал Менилл. — Может, и впрямь лучше не ехать… Давай ко мне в Александрию. Мой дом будет твоим домом. Ты сможешь заниматься в лучшей библиотеке мира и кормиться в Мусейоне за царский счет.

— Благодарю тебя, мой друг. Но завтра я вместе со всеми плыву в Ахайю.

Корнелия сидела у себя в комнате перед дверью, открытой в перистиль. Из памяти не выходили слова Полибия, сказанные им вчера при прощании: «Здесь я оставляю счастье».