— Все, что непосредственно не относится к опера­ции,— побоку. Но на заметку возьми, пригодится.

— Как продвигаются переговоры с чехами?

— Пока Траутмансдорф довольно успешно водит их за нос. Уже назначена его встреча с Бенешем. Если бы к этому времени нам удалось разорить пражское гнездышко ГРУ,— Гейдрих задумчиво потер зачесав­шееся веко.— Больно уютно они там устроились. По­думай на досуге, нельзя ли их как-нибудь связать с русским военатташе? Он загремит, как только будет покончено с Уборевичем.

Быстро летели на убыль короткие зимние дни. Тя­желый и страшный год оказался исключительно благо­приятным для наблюдения солнечного затмения. Вся полоса полной его фазы пролегала по территории СССР: от неспокойных западных границ до суровых берегов Амура, где, как поется в песне, тоже стояли часовые Родины.

В стране развернули исследования десятки совет­ских и зарубежных экспедиций. Крупнейшие ученые съехались в Пулковскую обсерваторию и Астрономи­ческий институт со всех континентов. Совместными усилиями удалось получить уникальные сведения о движении вещества в солнечной короне.

Такое скопление иностранцев не могло пройти неза­меченным.

Ведущий астрофизик Борис Петрович Герасимович, директор Главной астрономической обсерватории и ав­тор знаменитой монографии «Физика Солнца», навлек на себя пристальное внимание Ленинградского управ­ления НКВД. Первоначальная версия звучала почти анекдотически: вредительство в деле изучения солнеч­ного затмения. Соответствующая текущему моменту политическая подкладка придала ей требуемую весо­мость.

Начиная с осени, по подозрению «в участии в фаши­стской троцкистской организации, возникшей в 1932 г. по инициативе германских разведывательных органов и ставившей своей целью свержение Советской власти и установление на территории СССР фашистской дикта­туры», аресту подверглись около ста научных сотруд­ников.

В октябре взяли директора Астрономического инсти­тута Бориса Васильевича Нумерова, члена-корреспондента АН СССР, выдающегося геодезиста, геофизика, астронома, оптика. О потрясающих результатах про­веденной им гравиметрической разведки нефтяных месторождений Техаса писала вся мировая печать, но по раскладке вышло связать его не с американским империализмом, а с немецким фашизмом, причем с тридцатого года, задолго до Гитлера. На первом допро­се в «Крестах» ему инкриминировали связь с троцкистско-зиновьевской оппозицией, вредительство, направ­ленное на срыв разведки полезных ископаемых и освое­ния отечественной аппаратуры. Следователь Лупекин, одним из первых освоивший новые методы воздействия, принялся выбивать показания на Герасимовича, стре­мясь развернуть дело как можно шире.

В один вечер седьмого ноября от праздничного стола увезли завсектором астрофизики Балановского, старшего ученого специалиста Комендантова, научного сотрудника Яшнова. Четвертого декабря пришли за Николаем Ивановичем Днепровским, заместителем директора обсерватории, и научным сотрудником Ероп­киным. В Пулково он в ту пору уже не работал, но кому- то показалось забавным привлечь к делу внука декаб­риста Завалишина. В ту же ночь по украшенному фла­гами и портретами городу повезли в «Кресты» и двадца­тидевятилетнего профессора Козырева, создателя тео­рии протяженных атмосфер.

Герасимович, чей арест был предрешен, постепенно отходил на второй план. В рамку прицела наплывали такие фигуры, как Френкель и Фок, Ландау и Амбарцумян, Бурсиан и Лукирский, Фредерике и Мусхелишвили, Семенов и Крутков. Административно-территори­альные границы Ленинградской области стали тесны, не хватало уже и устрашающей разум бесконечности звездного неба. Может, протяженность мироздания в парсеках и световых годах — Герасимович знал, когда определить расстояние от Солнца до плоскости Млеч­ного Пути! — раззадорила воображение, а может, обожгло священной жаждой познания, но к физике звезд пристегнули и атом с его расщеплениями, и все силы Вселенной: от электромагнетизма до гравитации.

Основоположник новой науки — химической физи­ки — академик Николай Николаевич Семенов еще в 1932 году разработал общую количественную теорию цепных реакций. Он едва ли предполагал, что каче­ственно полученные им закономерности могут быть применимы не только к фотохимическим процессам, но и к механизму террора. Пока его имя значилось где-то на дальних боковых ответвлениях.

Факты — подлинные или же вымышленные — мало интересовали следствие. Важны были лишь имена, как можно больше громких имен.

Основная накачка по-прежнему шла из центра, где работали в первую голову на процесс.

По приказу Главного управления госбезопасности, подписанному Люшковым, из суздальской тюрьмы особого назначения в Москву был доставлен политза­ключенный Мартемьян Никитович Рютин.

Сын крестьянина, член партии с четырнадцатого года, народный учитель, Рютин возглавлял Совет рабочих и солдатских депутатов в Харбине, командо­вал войсками Иркутского военного округа. После гражданской войны перешел на партработу: Иркутский губком, Дагестанский обком, Краснопресненский рай­ком Москвы. Последняя должность — председатель Управления фотокинопромышленности, член горкома, кандидат в члены ЦК.