Шива был далек от наших забот. Он бы с удовольствием наплевал на институт вообще. Главное – стать ассистентом Хемы, степени и дипломы не играют роли. Но Хема заняла непробиваемую позицию: хочешь работать со мной, будь любезен, закончи последний класс, экзамены можешь даже не сдавать. Шива самостоятельно изучил все, что мог, по акушерству и гинекологии. Я подслушал, как Хема говорила Гхошу, что в этой области уровень знаний Шивы соответствует уровню среднего студента-медика последнего курса.

Шива вполне освоился в сарае, где мы спрятали мотоцикл. От Фаринаки он научился ремеслу сварщика и держал там горелку и прочее оборудование. Где-то через месяц я заглянул в сарай: задняя стенка была свободна, ни мотоцикла, ни дров, ни рогожек, ни штабелей Библий, за которыми мы прятали мотоцикл.

– Я его разобрал, – пояснил Шива и показал на основание тяжелого верстака: фанерная обшивка скрывала двигатель, а завернутая в промасленную тряпку рама была зарыта в землю. Прочие части мотоцикла были разложены по коробкам и коробочкам, аккуратно расставленным на железных стеллажах, которые он сварил сам.

– Расскажи мне про это, Шива, – прошептала Генет, склонившись над своими «Основами химии». Над книгой она просидела минут десять, не больше.

– Рассказать про что? – Шива не потрудился понизить голос.

– Про свой первый раз – про что же еще? Почему ты мне раньше не сказал? Узнала от Мэриона, что ты уже не девственник.

Рассказ Шивы о заветном событии, о котором я стеснялся спросить сам, был поразительно прост.

– Прихожу на Пьяццу Знаешь, комнаты в переулке у пекарни «Массава», одна за другой? У каждой двери женщина, разноцветные огоньки мигают…

– Как ты договорился?

– Я и не договаривался. Подошел к первой двери, вот и все. Он улыбнулся и опять взялся за книгу.

– Нет, не все! – Генет вырвала у него учебник. – Что было дальше?

Я напустил на себя скучающий вид, хотя каждая клеточка у меня в мозгу дрожала от нетерпения. Хорошо, что допрос ведет Генет.

– Спрашиваю – сколько? Она говорит – тридцать. Я говорю – у меня только десять. Она говорит – ладно. Раздевается и ложится в постель…

– Полностью раздевается? – вырвалось у меня, и Шива удивленно обернулся.

– Полностью. Остается в одной блузке, которую задирает.

– А лифчик? Что на ней вообще было? – полюбопытствовала Генет.

– Сверху что-то такое с короткими рукавами. И мини-юбка. Голые ноги и высокие каблуки. Ни трусов, ни лифчика. Скидывает туфли и юбку, задирает блузку и ложится.

– Ничего себе! Ну же, ну, – ерзала на месте Генет.

– Раздеваюсь. Говорю – я в первый раз. Она мне: да поможет нам Бог. Я ей: при чем тут Бог? Забираюсь на нее, она помогает мне начать…

– Ей было больно? А как у тебя обстояло с…

– С эрекцией? Полный порядок. Нет, кажется, ей не было больно. Ведь стенки у вагины растягиваются, при родах проходит голова ребенка.

– Хорошо, хорошо, – поторопила его Генет. – Что потом?

– Она показывает мне, что делать, и я следую ее указаниям, пока не наступает эмиссионная фаза.

– Пока не наступает… что? – не поняла Генет.

– Сперма проходит по эякуляторному тракту, смешиваясь с жидкостью из семенных пузырьков, простаты и бульбоуретральных желез, и эякулят извергается из уретры с помощью ритмичных сокращений бульбоспонгиозной мышцы…

– Пока он не кончает, – пояснил я.

Этому слову меня научил грязненький памфлет Т. Н. Рамана, автора затейливой прозы. Мой одноклассник Сатиш привез целую кучу таких памфлетиков из Бомбея, где проводил каникулы. Т. Н. Раман оказался кладезем знаний о сексе, из которого обильно черпали индийские школьники.

– О… А потом? – не отстает Генет

– Встаю, одеваюсь и ухожу.

– Тебе самому было больно? – спросил я.

– Никакой боли. – С таким же выражением лица Шива мог описывать, как заказывал у Энрико мороженое.

– И это все? – захлопала глазами Генет. – И потом ты с ней расплатился?

– Нет, я заплатил заранее.

– Что она сказала, когда ты уходил? Шива задумался.

– Сказала, ей понравилось мое тело и моя кожа. Сказала, в следующий раз мы займемся этим… по-собачьи!

– В смысле?

– Я ответил – зачем ждать следующего раза, покажи мне прямо сейчас.

– У тебя еще оставались деньги?

– Она тоже об этом спросила: «Деньги есть?» Но денег у меня не было. Ничего, она и так согласилась. По-собачьи – значит, сзади. По-моему, на этот раз у нее у самой было… извержение.