…Пятиклассник Коля стоял чуть в сторонке от школьного буфета, а ученики с первого по третий несли ему свои деньги. Добровольно отстегивали от папашиных сумасшедших заработков. Попробовали бы не отстегнуть добровольно… Значение слова «рэкет» он уже и тогда знал.

Вон тот мальчик с фингалом под глазом попробовал, а тот, с двумя, аж дважды, придурок настырный…

Коля уже подумывал обновить свой довольно обветшалый, вышедший из моды гардероб. Кроссовки на одном третьекласснике ему очень приглянулись — беленькие, фирменные, но маловаты по размеру будут, обидно…

Однажды Колю окружили семиклассники. Среди них оказался брат того, настырного. Проболтался все-таки…

Коля не трогал тех детей, у которых есть старшие братья или сестры, понимал, чем это может для него обернуться. Но лицеистов из коттеджного поселка знал хуже…

Колю увели в школьный сад, где били долго и жестоко, когда упал — ногами.

Перед тем как уйти, брат настырного, приподняв окровавленную голову Коли за волосы, сказал:

— Узнаю, что опять шакалишь, ваще убью! Понял, щенок?

Тот понял и шакалить перестал. Обиды на избивших его пацанов не держал — все правильно, по-честному. Отомстить не пытался. А уж жаловаться учителям… За стукачество его убили бы свои, деревенские, и были бы тысячу раз правы.

Мир так устроен. Он жесток, но справедлив. Чтобы иметь бабло, надо вкалывать, а уж если воровать, так с правильными, реальными пацанами. Таковых он знал, но блатной их компании сторонился. Спасибо, насмотрелся. У него самого отчим такой — чаще в тюряге, чем дома…

Николай решил зарабатывать честно. Потом и кровью.

Зуев присел на корточки и просеял сквозь пальцы золу. Хмыкнул с удивлением. Зола была однородной темно-серой массой без посторонних примесей. Разве бывает так? Что, даже гвозди сгорели? А где печь? Виданное ли дело, чтобы от большой русской печки не осталось ни кирпичей, ни заслонок чугунных?

Вдруг он услышал утробное ворчание и поднял голову. В двух шагах сидел его пес Шарик, крупная полукровка, которую он держал на цепи у входа. Мать его, породистая лайка, с которой еще дед ходил в тайгу, давно сдохла. Сын пошел в мать размером и расцветкой, светло-серой, без единого пятнышка, но туп был непроходимо. Николай пытался учить его, брал пару раз на охоту — бесполезно. Головой явно пошел в папашу, приблудную дворнягу, все-таки исхитрившуюся обрюхатить красивую умную сучку. Любовь, как известно, зла… Впрочем, тут и не любовь вовсе, инстинкты…

— Жив, значит, бродяга? Иди сюда.

Шарик подошел на полусогнутых, поджав хвост. Как и вся семья, кроме сыновей, хозяина побаивался. Был он без ошейника.

— Сорвался, значит, с цепи. — Николай потрепал пса по загривку, — Молодец.

Тот завилял хвостом и попытался лизнуть руку хозяина.

— Не балуй!

Зуев поднялся на ноги и в последний раз окинул взором пепелище. Здесь он родился, но больше сюда не вернется. Никогда.

Сгоревшее имущество было все-таки жаль. Тряпье, в том числе и детское, мебель, советская еще, холодильник, правда, допотопный, большой телевизор с плоским экраном… Уговорили купить все-таки, разорился на штуку баксов, эх…

Но это все мелочи, деньги-то на счете в банке, а тот государственный, сгореть не должен.

По-настоящему жалко было охотничий нож и ружьишко, тулку, еще от деда-промысловика оставшиеся. Одно грело сердце: гордость свою, помповый дробовик Winchester 1300 Marines он дал на время приятелю за пару ручных гранат Ф-1. Тот мужик не бедный был, но хотел опробовать дробовик в деле, прежде чем брать такой же себе. Не всякому подходит это специфическое оружие.

Николай как чувствовал, ей богу! Никогда ведь никому не давал, а тут захотелось иметь пару гранат. Рыбу глушить, да и так, мало ли для чего в хозяйстве они пригодятся?

Зуев пошел к машине, делать ему на пепелище больше было нечего. Собаку, подхватив на руки, забросил в кузов.

— Сидеть!

В лицее расположился штаб спасателей МЧС. Погорельцев здесь регистрировали и сразу усаживали писать заявление на материальную помощь. Выясняли, есть ли им где жить, и, если нет, включали в отдельный список на временное жилье. Тут уже успел побывать иркутский мэр и пообещать пострадавшим, что до холодов новый поселок на старом месте будет построен.

Из двухсот сгоревших домов застрахованными оказались чуть более двух десятков, но так уж в России принято повсеместно. У нищих денег нет, ну а те, что живут чуть богаче, страховым компаниям попросту не доверяют. Однако все надеются на власть, которая при глобальных пожарах, как в недавнее аномально жаркое лето, отстраивает с иголочки новые поселки как раз для тех, кто не смог или не захотел застраховаться. Словом, современные власти, не хуже советских, продолжают приучать людей к иждивенчеству.