Утром Коди принялся за второе письмо. На листке с именем ПОЛА он написал корявыми буквами:

«Дорогая Рути!

Что же ты, старушка, совсем забыла про своих друзей? Вчера я так и сказала маме: „Послушай, мама, эта Рут наверняка совсем забыла о нас“. Дела у нас неважные. Может быть, ты слышала, что мы с Норманом разошлись. Знаю, он тебе нравился, но ты не представляешь, какой это зануда — вечно копается, слова из него не вытянешь. Он меня просто довел до ручки. Послушай моего совета, подружка: остерегайся этих бледных, задумчивых блондинов — никакой от них радости. Найди себе интересного брюнета, который покажет тебе белый свет. Серьезно, поверь, я знаю, о чем говорю.

Мама передает тебе привет и спрашивает, не хочешь ли ты, чтобы она тебе что-нибудь сшила. Коленки у нее теперь совсем не гнутся — артрит, и она все время сидит в кресле, так что у нее уйма свободного времени для шитья. Привет. Пола».

Это письмо Коди отправил из Пенсильвании, куда в ближайший вторник ездил по делам на завод по производству тары. А в среду он отослал из Нью-Йорка голубой листок с монограммой «ЛМР»:

«Дорогая Рут!

Несколько дней назад мы с Донной обедали в ресторане, и она сказала, что у тебя появился очень милый ухажер. Подробностей она не знает, но, когда она сказала, что его фамилия Тулл и он из Балтимора, я сразу поняла, что это Коди. Здесь его все знают и любят. В душе он человек хороший, просто вот уже столько лет никто его не понимает. Ну, Рути, ты, кажется, умнее, чем я думала. Я всегда считала, что ты подцепишь одного из блондинов, которых везде пруд пруди, но теперь вижу, что ошибалась. Буду ждать подробностей.

— Ну, знаешь, в последнем письме ты здорово пересолил, — сказала ему Рут.

— Ты о чем?

Он сидел на кухонной табуретке, наблюдая, как она рубит кубиками мясо. В эту субботу он приехал прямо в ресторан, не заезжая ни домой, ни на ферму, — надеялся найти в Рут какую-то перемену, заинтригованность, может быть, нет-нет да и почувствовать на себе ее испытующий взгляд. Ничего подобного, она просто рассердилась, со злостью молотила по доске.

— Представляешь, — сказала она, — ведь я ответила на первое письмо. Чтобы люди не волновались, я отправила листок обратно и написала, что письмо не по адресу, что это, наверное, ошибка, специально пошла и купила марку. Я бы сделала то же самое и со вторым, но на конверте не было обратного адреса. Ну а когда пришло третье письмо, я поняла, что ты перегнул палку.

— Да, за мной это иногда водится, — покаянно произнес Коди.

Рут с размаху обрушила тяпку на деревяшку. Ну и грохот. Ужас! В такую рань на кухне были только Тодд Даккет и Джосайя Пейсон, но Коди испугался, как бы они не подумали, будто тут произошло невесть что. А они даже не обернулись. Эзра в эту минуту был в зале — писал мелом на доске сегодняшнее меню.

— Скажи, почему тебя так заело? — спросила Рут. — Чем я тебе не угодила? Не хочешь, чтобы этакая деревенщина из округа Гаррет вышла за твоего брата?

— Да, не хочу, чтобы ты вышла за него. Я люблю тебя.

— Чего?

Он не собирался говорить об этом, но понесся дальше как угорелый.

— Я вполне серьезно. Меня будто дурманом опоили. Ты должна стать моей. Все время я думаю только о тебе.

Она с изумлением смотрела на него широко открытыми глазами. Ее рука, готовая смахнуть кусочки мяса на сковородку, замерла в воздухе.

— Вероятно, я говорю все не так, — сказал он.

— Говоришь? О чем?

— Рут, честное слово, я люблю тебя, — сказал он, — погибаю от любви. Мне кусок в горло не лезет. Посмотри на меня! Я похудел на одиннадцать фунтов.

Он поднял руки. Пиджак на нем болтался. Недавно он затянул ремень еще на одну дырочку. Костюмы сидели на нем уже далеко не безупречно — они топорщились и собирались в складки, отчего казались мятыми.

— Правда, ты очень похудел, — подтвердила Рут.

— Ботинки и те стали велики.

— Да что с тобой?

— Ты что, не слышала?

— Ты сказал, что это из-за меня. Издеваешься надо мной, что ли?

— Клянусь тебе, Рут… — сказал он.

— На тебе виснут все эти нью-йоркские барышни, манекенщицы, актрисы. Ты можешь выбирать кого захочешь.

— Я хочу тебя.

Она испытующе посмотрела на него. Похоже, он пробил эту стену: наконец-то у них состоялся настоящий разговор.

— Тебя надо подкормить, — сказала она.

Он застонал.

— Вот видишь, — упрекнула она. — Ты вечно отказываешься, что бы я тебе ни предложила.

— Я не могу.

— Да ты, по-моему, ни разу и не попробовал ничего из моей стряпни.

Рут отодвинула сковородку и подошла к стоявшей на плите высокой черной кастрюле: в ней что-то кипело на медленном огне.

— Овощной суп по-деревенски, — сказала она, приподняв крышку.

— Ну правда, Рут…

Она налила суп в небольшую керамическую миску и поставила на стол.