Он сказал уклончиво:

— Поройтесь в ящиках своего стола.

Я проревел еще громче, так что это пронеслось по всему корпусу:

— Она подписывала прямо здесь? За моим столом?

Он блекло усмехнулся.

— И не мечтайте. Но она тут же велела отнести их сюда, где вы по возвращении увидите сразу же.

— Это чтоб меня позлить сильнее, — сказал я в бешенстве. — Еще бы, знает, как укусить так, чтобы я и заснуть не мог.

— Ваше величество!

Он смотрел с таким укором, что я запнулся. Похоже, Аскланделла уже успела если не очаровать многих, она не из тех, кто очаровывает, но сумела выказать себя компетентной в управлении, что не так трудно, даже если дура набитая: все предпочитают верить, будто императорская дочка с колыбели учится управлять государством.

Три ха-ха, как будто ей такое умение когда-то понадобится. От императорской дочки требуется только исправное рожание особей мужского пола, чтобы было кому передать корону.

— Знаете, граф, — сказал я злобно, — вы ухитрились испортить мне такое утро!.. Так что идите и вицеканцлеруйте, пока я вам в ответ не испортил что-то побольше, чем целый день!

Он поднялся, поклонился.

— Ваше высочество…

— И пригласите ко мне этого Гангера, — добавил я зло.

— Которого?

— У нас их несколько? Хельфенштейна, понятно!

Он ухмыльнулся, совсем не испугавшись жестокой расправы, вышел. В коридоре я слышал его уверенный голос, кого-то посылает за бывшим советником короля Леопольда, не сам же побежит, вице-канцлеры вообще не бегают, а только ходят, да и то теперь медленно и важно.

Хельфенштейн переступил порог, начиная кланяться еще из коридора, чует кошка, чью рыбу съела; я заорал, чувствуя, как в моем организме трясутся все жилы:

— Да как ты посмел?.. Ты обратился к женщине… она мои бумаги?.. Да это не преступление, это хуже!.. Эшафот, я тебя с петлей на шее посажу на кол, четвертование устрою, конями размечу!.. Ты все понял?

Он посмотрел на меня старчески невинными глазами и проговорил, чуточку заикаясь:

— Ну-у-у… не совсем… вы не могли бы повторить чуть более угрожающим голосом?

Я запнулся, ну уел этот гад, сразу поставил на место, умеют же эти старые прожженные царедворцы вот так одной репликой…

А он ждет в смиренной позе, невинная и благообразная овечка, все в тех же одежках, выглядывающих одна из-под другой, словно и спит в них, большая звезда из золота покоится на той же золотой цепи и на том же месте, словно в его статусе ничего не изменилось.

Я перевел дыхание и, чувствуя, как из меня рвется жар вулкана, прошипел, как гигантский змей:

— Вы что же, сговорились со своим дружком, Раймоном Меммингемом? Один ей роскошных коней дарит, а вы бумаги на подпись носите?.. С какой целью? На кого работаете?.. Кто поручил вести подрывную работу?

Он рухнул на колени, лицо стало белее снега, как это делает, просто не понимаю, это ж сколько надо во дворце тереться…

— Ваше высочество!.. — воскликнул он фальцетом, это явно для убедительности. — Да вы хоть посмотрели бы на те бумаги, что подписала принцесса Аскланделла!

Я прорычал:

— Да, видел…

— Подписывать, — спросил он быстро, — было не нужно?

Я сказал вынужденно:

— Это при чем? Но это должен был сделать я!.. Это вообще могу делать только я!.. Никакая женщина…

Он вскрикнул шокированно:

— Ваше высочество! Какая же она женщина?

Я запнулся.

— А хто?

Он пробормотал в затруднении:

— Она дочь самого императора Вильгельма Блистательного… Он мудр, так говорят, а она ж у него на коленях сидела, за бороду дергала…

— Да, — прорычал я, — вы хорошо сказали, это уже не делает ее женщиной. Точнее, делает не женщиной. Ладно, встаньте, здесь пол холодный.

Он поднялся, кряхтя и цепляясь за спинку кресла. Я помогать не стал, хотя позыв был сильнейший, но это уже роняние власти, нельзя, не принято.

— Она, — сказал он уже опасливо, — вообще неглупая… человек. И многое замечает. Я слышал, как она говорила с одобрением, что город вы захватили весьма изящно!

— У меня были достойные учителя, — ответил я польщенно. Перехватил непонимающий взгляд, пояснил: — В моем королевстве однажды отважный герой с небольшим войском подошел к хорошо укрепленному городу, который никак не взять без хорошей осадной техники, которой у Гастингса, так звали этого вождя викингов, конечно, не было… Тогда он послал в город вестника от имени своих викингов, так их звали, и сообщил, что великий Гастингс умер, но хотел бы быть похороненным по христианскому обычаю, и что все его племя примет христианство. А потом, понятно, когда его собрались хоронить в центре города в расположенной там церкви, его викинги выхватили спрятанные мечи, а сам Гастингс вскочил из гроба с громадным топором…

Он пробормотал:

— Лучше не рассказывайте про этот случай.

— Почему?

Он понизил голос:

— Пусть все думают, что эффектный план по захвату города изнутри придумали именно вы.

Я помотал головой.

— Нет-нет, я вовсе не хочу войти в историю гением войны. И так уже зовут Ричардом Завоевателем… но это еще можно исправить. Потому все бумаги носите только мне!.. Она не жена и даже не союзник!.. Она больше пленница, если на то пошло, но мы галантерейщики и зовем галантерейно гостьей. И как только установим надежный канал с ее отцом, тут же стрелой закинем в его объятия!