Шрифт:
Люди трудились бесплатно. После такого ответа, уставшие и обозленные, они бросили работу. Судну грозил простой. Тогда Никитич молча первым полез в трюм и начал ворочать пакеты и бочки… Некоторое время возился один. Однако уважение к нему было столь велико, что за ним спустились и все остальные. Работали быстро и зло. Разговоров не было. Потом, когда закрыли крышки трюмов, он пришел к старпому… Сейчас на судне другой второй помощник.
— Чудак, Никитич! В красном, говоришь!.. — вслух вырвалось у старпома, и он направился к радиотелефону. Про себя же подумал: «А кто его знает…»
Подвижный и быстрый, несмотря на внешнюю грузноватость, он томился неопределенностью. Что-то молчит порт. Надо связаться, выяснить обстановку.
Вскоре по радиотрансляции моряки услышали голос старпома:
— Внимание экипажа! Стоять будем на внешнем рейде. Ждем очереди под выгрузку. Увольнения на берег не будет до выяснения с властями.
Что ж, ждать так ждать!.. Пригорюнились моряки и разбрелись по каютам, снова переодеваться. А затем уже появились в робах, и каждый занялся каким-то делом.
Солнце плавило синеву моря и неба, накалило главную палубу и надстройку. Однообразие вахт, монотонность работы сразу обернулись своей непривлекательностью. День потянулся, как бесконечная морская дорога. Мышцы моряков привяли, мысли и чувства притупились.
На мостик поднялся капитан Гордиенко, сухощавый, подтянутый, среднего роста человек, взял бинокль, вышел на крыло, осмотрел порт, посчитал суда на рейде.
— Да-а!.. — произнес он, а вернее, выдохнул, ни к кому не обращаясь. — Позагорать придется! — На худом, гладко выбритом лице застыла озабоченность.
Сбоку от яростного африканского солнца бежала к турбоходу дорожка сверкающих бликов. День-то какой — тихий, добрый! И море красивое — прозрачное, голубое, с четкой линией горизонта. Радуйся, капитан! А радоваться было нечему. В душе Романа Владимировича затаилась тревога. Радиостанции всего мира круглосуточно трубили о предстоящем вторжении агрессора. Израильтяне наглели с каждым днем: предъявляли ультиматумы соседям, обстреливали их, самолеты-разведчики постоянно висели над территориями арабских стран, к их границам стягивались войска, оснащенные новейшим американским вооружением. Атмосфера на Ближнем Востоке накалилась до предела.
«Может, сейчас в порту не до разгрузочных работ? — думал капитан. — А как я тормошил в Одессе портовиков, чтоб грузили быстрее!»
Ласковое море раздражало, думалось о нем плохо: равнодушное оно подчас к человеческим бедам, коварное.
«Беспричинные тревоги, раздражительность появляются у моряков после длительного плавания», — вспомнил капитан прочитанное когда-то в рекомендованной брошюре. — А мы ведь только от родной земли. Э-э, как распустился! — подумал о себе Гордиенко. — Так недолго и команду повергнуть в апатию и бездеятельность».
Его взгляд остановился на матросе, который, присев на корточки, вяло оббивал клевачком коррозию на дверях. Во всех его движениях, в выражении лица капитан увидел скуку, безразличие и усталость. Да, усталость. Когда человек работает без желания, он быстро утомляется.
«Надо взбодрить народ, — решил капитан, — позову помполита. Давно уже хотели строить спортивный городок. Теперь в самый раз использовать стоянку».
Капитан спустился по внешнему трапу на свою палубу, заглянул на прогулочную. «Для спортплощадки хорошее место», — еще раз убедился он.
В салоне крутнул диск телефона, пригласил первого помощника Кожемякина, затем парторга Федуна и комсорга Билкуна. Когда все собрались, капитан предложил свою идею насчет строительства городка.
— Так и мы думали, — обрадовался Кожемякин. — Завтра соберем людей и определимся, что и как будем делать.
Тут же командиры начали высказывать свои предположения. Как это будет здорово!
Оживленные, все во главе с капитаном пошли пить чай.
А день вместе с солнцем завершал свой бег. Ночь наступила внезапно, как бывает здесь, на юге. Только что солнце пылало и вдруг как-то сразу, большое и пунцовое, нырнуло в море. А враз потемневшее море задышало свободнее, полной грудью. Легкий бриз заласкал обожженные лица моряков, собравшихся на прогулочной палубе.
Вышли из жарких кают штурманы и матросы, выбрались на прохладу механики и машинисты. Им не хотелось из духоты машинного отделения вновь окунаться в духоту каюты. А здесь хоть тело остынет, да и моряцкие байки можно послушать. На ночь полезно посмеяться, если немного, конечно.
Далеко за полночь, когда многие ушли спать, где-то на юге вдруг загрохотало, и небо там озарилось тусклым светом.
— Зарницы, как летом!.. — заметил Андрей Полищук — новый второй помощник. Все промолчали, только смотрели и смотрели вдаль на почти слившиеся сполохи и непрерывный гул.