Шрифт:
Аэсоннэ визжит и прячется за спиной Фесса. Бесстрашная драконица напугана до полусмерти.
…А Рыси-первой удаётся наконец подняться на колени. Ощупывая камень перед собой, она медленно поползла к выходу.
Какая-то сила вырвала её из вечного сна, разрушила те непонятные заклятья, что поддерживали в ней эту обманчивую видимость сна; нет, она была мертва, уже много времени, и сейчас её жестоко швырнули обратно в населённый живыми мир. И это уже не прежняя Рысь. Это зомби, неупокоенный, только выглядит…
— Совсем как живая! — пролепетала Аэсоннэ, по-прежнему прячась за спиной некроманта.
Подъятая Рысь, дрожа, нащупала стену и попыталась встать на ноги. С четвёртой попытки ей это удалось; с каждым мгновением она двигалась всё увереннее и ловчее. Вот только глаза по-прежнему оставались незрячими, их затянуло словно рыбьим пузырём.
Неупокоенная шла прямо на них, и Фесс с драконицей невольно попятились.
Что случилось? Кто сделал это с несчастной? И что же дальше? Что, если она теперь окажется под властью Сущности, превратившись в кровожадного монстра, жадного до людской плоти?
И тогда её придётся упокаивать. Теми средствами, коими так хорошо владел он, Фесс.
Некроманта передёрнуло. Вместе с Аэсоннэ они отступали всё дальше, не зная, что делать.
…В огромном зале все враз замолчали, когда троица выбралась из узкого прохода.
— Говорил же я вам, — раздался сердитый голос отца-экзекутора. — Нет, не верили, только бранились…
Драконы замерли, не сводя глаз с неупокоенной. И только Сфайрат шагнул вперёд.
— Признаю свою ошибку, инквизитор, — голос Хранителя срывался. — Она была жива. Вернее, пребывала в не-жизни. Никогда не думал, что такое возможно…
— Почему она… как она… — кажется, это вырвалось у рыжей Менгли.
— Заклятье, — прогудел Чаргос. — Было сотворено поистине могущественное заклинание, причём равного не помнит даже моя кровь. Ничего не почувствовал, некромант?
Фесс только потряс головой. Аэсоннэ по-прежнему прижималась к нему, никого не стесняясь.
— Мне следовало сказать тебе сразу, — Чаргос досадливо потряс головой. — Я уловил отзвук свершённой волшбы, едва лишь наш полёт закончился. Не спрашивай меня, кто, где или как сотворил её. Эти чары нацелены былина эльфов, и…
— Вейде, — глаза некроманта сузились. — Королева Вейде.
Всё вставало на места. В том числе и удивительное создание, лесной голем с двумя мечами, помогавший Эйтери и Северу вытащить его с лобного места в Аркине.
— Королева Вейде? — удивился Чаргос.
— Это она. Я уверен, — Фесс не мог оторвать взгляда от мерно шагающего тела. Мёртвого тела, кто бы что ни говорил и как бы оно ни двигалось.
— Она… не кажется опасной, — осторожно заметил Сфайрат. — Я бы не мешал ей, пусть уходит. К тому же и Спаситель, это тоже могло…
— Гном и орк остались, как были, — отрезал некромант. — Вейде. Её работа. Больше некому.
Все молчали, растерянно переглядываясь.
— Ты скажи, некромант, цто делать-то? — осведомился Север, на всякий случай берясь за фальчион. — Пластовать, ци не пластовать?
— Нет! — услыхал Фесс собственный голос; и тихое, но явственно-злое шипение Аэсоннэ.
— Она мертва, — драконица заглянула некроманту в глаза, почему-то забыв назвать его «папа». — Мертва, совсем мертва, даже больше, чем просто мертва! — последние слова она почти выкрикивала.
— Аэ, милая моя, — спасибо Эйтери, оказалась рядом, обняла готовую вот-вот расплакаться драконицу за плечи, увлекла в сторону. — Ну, конечно, она мертва. Уж в этом ты можешь мне поверить, я таких… — голос гномы упал до шёпота.
— Что станем делать, некромант? Неупокоенная уходит, — прогремел Чаргос.
— Н-ничего, — выдохнул Фесс, и вновь удивился: эти слова словно произнёс за него кто-то другой. — Ничего не станем делать.
Одумайся, некромант, вопило в нём что-то. Она не жива, но и не тронута тлением. Неужели ты не возьмёшься вернуть обратно её душу?! Тем более, помня о деревянном создании?! В конце концов, зря ты учился у Даэнура?
…Но мудрый дуотт никогда не говорил, как объединить душу с телом.
Значит, ты сам найдёшь путь!
Этого никто никогда не делал.
Значит, ты сделаешь первым!
Я понятия не имею, как…
Ты любил её, или нет?!
Безмолвный диалог прервался.
Любил ли я Рысь? Та единственная ночь, что случилась у нас, — пустота ли за ней, судорожный поиск теплоты или нечто большее, столь усердно воспеваемое трубадурами?
Не знаю. Правильный и честный ответ — не знаю.