Шрифт:
Кого-то допустили, кому-то отказали. Почему разрешили? Почему отказали? А черт его знает. Случай! Морда не приглянулась. Сорок пять градусов в тени. Все индийцы осточертели. Может, предыдущему разрешили, поэтому вам следует отказать. Он дрожал от мысли, что может не понравиться этим людям. Может, они начали работу добрыми и предупредительными, но после постоянного вранья, после нагромождения нелепостей, с которыми приходится разбираться, озверели и разразились пулеметной очередью отказов:
— НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ!!!!!!
Стоявшие первыми тоже дрожат за бетонной уверенностью своих наглых морд. А вдруг те, за окном, начнут рабочий день свежими и внимательными, разглядят пробелы и недочеты, уличат во вранье… или просто вздумается им начать день с отказов, для затравки…
Чем измеришь, чем проверишь умы и сердца тех великих американцев? Бижу призывал себя успокоиться. Ему нечего скрывать, значит, нечего и бояться. Легко сказать! Но в таком состоянии, на грани срыва, казаться честным и спокойным можно, лишь будучи нечестным и беспокойным. Честный или нечестный, стой перед пуленепробиваемым стеклом и репетируй ответы.
— Сколько у вас денег?
— Можете ли вы доказать, что не собираетесь остаться?
Эти грубые, неприличные даже вопросы задавались спокойным, ровным тоном, сопровождались пристальным немигающим взглядом. Чувствуя себя безмерно презренным и презираемым существом, вопрошаемый должен был отвечать кротко и четко. Начнешь робко бормотать, покажешься наглым и заносчивым — пиши пропало. По обе стороны барьера утвердилось мнение, что местные жители готовы вынести любую меру унижения, лишь бы попасть в Штаты. Суй их физиономией в грязь, они все равно будут умолять: пустите нас, пожалуйста…
— Какова цель вашего визита?
— Что сказать, что сказать? — волновалась очередь. — Вот хубшиворвался в лавку и убил нашу свояченицу. Мы на похороны едем.
— Не надо, не надо! — предостерегает студент университета штата Северная Каролина, пришедший продлить свою визу.
Но студенту не верят.
— Почему нет?
— Шаблонно. Неправдоподобно. Сразу заподозрят неладное.
Не верят студенту. Всем ведь известно, что негры всегда во всем виноваты.
— Да-да, — соглашается очередь. — Негры на деревьях живут, как обезьяны, не то что мы, цивилизованные индийцы.
К их ужасу из-за барьера смотрит чернокожая американка. (Бог мой, если они этихпринимают, то нам должны просто радоваться!)
Женщина перед Бижу получила отказ. Она опешила, затем забилась в истерике.
— Они меня не пускают! Моя дочь родила, а они не дают мне взглянуть на личико внука! Смерть моя!..
Охрана выволакивает ее по дезинфицированному и обработанному против бактерий коридору.
Человек с версией убийц- хубшипопал к окошку хубши. Хубши-хубши бандар-бандар,соображать надо быстро, история разваливается на куски…
— Скажи, что мексиканец, мексиканец, — шипит кто-то.
— Мексиканец?
Он кланяется окну, улыбается. Лучше не злить эту хубши.Так хочется в эту Америку, что готов даже неграм улыбаться.
— Доброе утро, мэм…. Да, мэм, что-то вроде этого, мексиканцы-тексиканцы, точно не запомнил.
Женщина смотрит на него как энтомолог на букашку.
— Не знаю, мэм, мой брат говорил, но он так волновался, я не расспрашивал подробно…
— Нет, мы не можем выдать вам визу.
— Но, мэм, прошу вас, мэм, я уже билет купил…
Обращаются за визами и собственники особняков, джинсов, автомобилей с водителями, поварами, ожидающими их с легкой закуской. Эти стараются выделить себя из толпы немытых соотечественников. Их манеры, костюмы, выговор внушают клеркам посольства, что они судьбой избраны для заграничных путешествий, что они-то не рыгнут во время приема пищи, не влезут на унитаз с ногами, как эти деревенские тетки.
— Я много раз за границу летал и всегда возвращался. В паспорте отметки: Англия, Швейцария, Америка, даже Новая Зеландия. Да, в Нью-Йорк, да, последние фильмы, калифорнийское вино, чилийское тоже, да, не из слишком дорогих…
Бижу видит перед собой аккуратного молодого человека в очках. Белые всегда выглядят чище и аккуратнее. Конечно, чем ты темнее, тем кажешься грязнее.
— Цель поездки?
— Я как турист еду.
— Собираетесь вернуться?
— У меня здесь семья… Жена, сын… И моя лавка.