– Кто?

– Боэй. Охранные хреновины паладарские. Ну, вот такие, – дядька весьма невежливо пнул тумбу ботинком, на что та не отреагировала. – Летают низенько, превратиться могут во что угодно, хоть в кувалду, хоть в скамейку, а главное – любой танк на куски порвут и не заметят. Тебя что, не инструктировали? Всем новичкам, я слышал, часа два на лекции мозги парят. Или только с работягами так, а со студентами иначе? Да ты сам-то одет как работяга!

– Наш самолет позавчера сбили, – пояснил Кирис. Словоохотливый часовой ему начал нравиться. От скуки, видимо, тоскует, вот и пристает с разговорами, и не изображает из себя крутого. – Меня… нас в море подобрали и в спасательных капсулах привезли.

– Сбили? – дядька внезапно подобрался, и все его добродушие сразу куда-то делось. Из расслабленного бездельника он мгновенно превратился в готовую к броску гориллу, на голову выше и на сорок катти тяжелее Кириса. – Постой, тара… ну точно, Кирис Сэйторий. И еще девчонка с тобой, Фуоко Винтаре?

– Угу… – Кирис тоже напрягся. Его что, в Хёнконе уже каждая собака знает?

– Я оповещение видел. Тара, ты успел увидеть, кто в вас стрелял?

– Так я ж вчера все рассказал…

– Ясно. И все-таки – катер как выглядел, еще раз напрягись?

– Ну… такой, с надстройкой. Я с высоты его видел, толком не рассмотрел.

– Две горизонтальных трубы по бокам заметил?

Кирис почесал нос, пытаясь вспомнить детали.

– Ну, вроде да… – наконец неуверенно ответил он. – Трубы – не трубы, какие-то фигни.

– Наверняка катер серии "Летучая рыба", – зло сплюнул часовой. – Любимая игрушка пиратов и контрабандистов. Шустрый, сволочь – за пустым мало кто угонится, да и с грузом, в общем, тоже не подарок. Плюс два торпедных аппарата и две турели под крупнокалиберные пулеметы, со сторожевиком вполне потягаться могут. Я в береговой охране Кайнаня шесть лет работал – знал бы ты, как эти суки нам кровь портят! Ладно бы контрабандой промышляли, а то ведь на торговые корабли нападают, на пассажирские лайнеры, людей похищают. Кого в рабство на Фисту продают, кого за выкуп возвращают – а кто и совсем пропадает, с концами. Ну ничего, сейчас Хёнкон, гнездо змеиное, вычистили, и пиратские архипелаги тоже прижмем. И тех, кто вас сбил, найдем. Боэй уже прочесывают пустынное побережье мелким гребнем, если где базы остались, выжгут без разговоров.

Он снова сплюнул и расслабился, опять превратившись в добродушного дядьку.

– Ладно, тара, топай к сестричке. Она либо в своей комнате в первом бараке, спросишь у дежурного, либо на спортплощадке между бараками. Кстати… – Он прищурился. – Ты с ней в каких отношениях?

– В смысле?

– Ну, ладите вы с ней, или как?

– Да я ее восемь лет не видел, почти девять. После Удара она потерялась, а теперь вот нашли…

– У-у! – часовой присвистнул. – Ну, тогда удачи. Желаю домой вернуться со всеми зубами.

– А? – Кирис подозрительно уставился на него.

– Давай-давай, проходи. Не положено тут стоять, – дядька ухватил его за загривок и несильно подтолкнул ко входу. Потом вернулся в будку, оперся плечом о стенку, широко зевнул и замер, меланхолично рассматривая небо. Кирис недоуменно пожал плечами и, сунув руки в карманы комбинезона, прошел через распахнутые ворота.

Оба барака, замеченные еще с холма, стояли к нему боком. Местность казалась вымершей. Ветер гнал мелкую рябь по воде, тут и там собравшейся в неровностях асфальтированного плаца, с юга стремительно надвигалась новая черная туча, и Кирис побежал, прыгая через лужи. Начать он решил с спортплощадки на случай, если опять начнется дождь. Конечно, только чокнутый захочет качаться на улице в такую погоду, но на всякий случай проверить следует. Он обогнул ближайшую казарму – и остановился на углу.

Перед ним тянулась обычная спортплощадка: решетчатые стенки, брусья, турники, яма для прыжков в длину с песком, сейчас насквозь пропитанным водой, и так далее. На ближайшем турнике спиной к нему болталась одинокая фигурка: насквозь мокрая майка, облегающая мускулистый торс, шорты, босые ноги, короткая стрижка почти наголо – и кожаный чехол длинного ножа, болтающийся на середине правого бедра. Вот человек подтянулся, резко дернувшись, и оказался на вытянутых руках над перекладиной. Медленно наклонившись вперед, он вытянул ноги назад и на несколько секунд завис почти параллельно земле. Кувыркнувшись вперед, фигура снова повисла под перекладиной, затем вновь подтянулась, и все началось сначала. Кирис с уважением присвистнул. Такой выход силой он сам мог сделать раз десять, не больше, а висящий уже на его глазах проделал трюк пять раз… шесть… восемь… После некоторой паузы упражняющийся перешел к подъемам с переворотом: медленно подтянуться, поднять ноги под углом, закинуть их наверх и перевернуться над перекладиной, замерев на вытянутых руках…

Силен мужик! Мужик?… Во время очередного переворота Кирис наконец разглядел обтянутую майкой женскую грудь. Ну точно, баба! Неужто Вара?

– Эй! – окликнул он, останавливаясь в нескольких шагах. – Ау!

Женщина замерла в висе под перекладиной, затем отцепилась и мягко спрыгнула на асфальт, неторопливо повернувшись.

– Ты кто? – резко спросила она. – Кто сюда работяг пустил?

Кирис во все глаза разглядывал ее. Высокая для женщины, лишь чуть ниже его, плотно сбита, влажная кожа обнаженных рук и ног бугрится мышцами. Широкие скулы, узкие раскосые глаза утопают под нависающими бровями, нос явно когда-то был сломан и плохо выправлен. Одну из впалых щек пересекает грубый шрам, а на месте правого клыка под приподнятой верхней губой темнеет провал. Он словно бы смотрелся в пусть кривое, но зеркало.

– Вара? – спросил он нерешительно. – Вара… я Кир. Кирис.

– А, младшенький братец приперся, – процедила Варуйко, сплевывая. – Когда позавчера про тебя начали верещать по чрезвычайному каналу, я понадеялась, что ты сдохнешь. Но ведь выжил же, вот незадача…

Кирис опешил. Он, конечно, ожидал всякого, но не такого уж точно!

– Вара, я из Кайтара вернулся… – все еще отчаянно цепляясь за приготовленные заранее фразы, сказал он. – Мы с отцом вернулись. Я теперь здесь учусь…

– Ну и учись, мне-то что? – Варуйко безразлично пожала плечами. – От меня только подальше держись. Папаше я уже разъяснила, да он, видно, постеснялся передать. Вали отсюда, понял? Чтоб я тебя больше не видела.