Ноя, рыдая и размазывая сопли по щекам, новобранцы долго счищали ржавчину с древних мечей. Баланса никакого, но все же лучше, чем голые руки. Луков нашлось с избытком, но добрых – только два десятка. С самострелами дело обстояло получше – почти две сотни, но все старые, неподъемные, заряжать такие – сущее мучение. Еще нашлись кольчуги, шлемы (большей частью слишком большие) и щиты. Кое-как, с грехом пополам вооружив свой отряд, Аргнист принялся его немилосердно муштровать. Фрабар спустя некоторое время сорвал себе голос и мог только хрипеть.

Аргнист учил парней всему, что знал сам. Какие есть твари в Орде и как с ними справляться; где уязвимые места у хоботяр, броненосцев, брюхоедов и прочих; как нужно брать чудовищ в одиночку, вдвоем, втроем и вчетвером, когда один отвлекает внимание зверя, другой подрубает лапы, третий отсекает щупальца, а четвертый наносит последний удар. Крепко спаянная, слаженно действующая четверка (сам Аргнист с сыновьями, например) брала одиночного хоботяру в считанные секунды. Другое дело, что хоботяры уже давно не нападают по одному.

По мере сил сотник старался углубить рвы, подсыпать валы, но на подобное у его людей уже не хватало сил. Один из мужичков-обозников пытался сбежать, но Фрабар оказался начеку и поймал беглеца, когда тот с небольшой котомкой, где оказалось кое-какое крепостное добро поменьше да подороже, уже спускался по веревке со стены.

По всем писаным и неписаным воинским законам за подобное полагалась смерть, но Аргнист только рукой махнул. Что возьмешь с такого человечишки? По уху дать разок да послать на неделю нечистоты выгребать.

В трудах прошло десять дней. Казалось, что о форте Гэсар все забыли, и даже отцы-капитулярии не слали нарочных выяснить судьбу доверенного эконома Иеронимуса, который так и сидел в своей камере, – правда, браниться перестал и теперь лишь горько жаловался на судьбу.

И все же нельзя было сказать, что старый сотник зря терял время. Мало-помалу из сопливых, вечно хнычущих новобранцев выделялись те, кто готов был сражаться. Таких оказалось мало, раз-два и обчелся, но главное – они появились. И Аргнист сумел сколотить себе избранный десяток, на остальных он просто махнул рукой. Придет время – самим придется показывать, какие они есть воины. А не сумеют – значит, их судьба такая. Одним жить, другим умирать; человек сам свою судьбу выбирает. Первый воинский закон – не связывайся с тем, кто на тот свет к Хедину Милостивцу раньше срока собрался. И его не спасешь, и сам погибнешь. Жестоко? А то нет! Да только в войске, в настоящем войске, иначе нельзя. Не получается. Не выходит. Потому как тут нужно или зубами врага рвать, или самому подыхать. А почему с тобой при этом еще и другие должны гибнуть?!

Каждое утро Аргнист выводил своих на крепостной двор. И – дождь ли, солнце ли – гонял до седьмого пота. Он был уверен, что Орда не обойдет Гэсар стороной. Чутье старого солдата, безошибочно знающего, когда и где грянет главная баталия, еще никогда не подводило сотника. И теперь он велел устроить на лесистом берегу речки, на той стороне, откуда ожидал появления врагов, постоянный наблюдательный пост. Там дежурили самые верные и стойкие – из отборного десятка старого сотника.

До защитников форта не доходило никаких вестей о том, что творится на других участках Рыцарского Рубежа. В окрестных деревнях народ тоже ничего не знал. Бои шли где-то западнее, вблизи основных крепостей Ордена.

Аргнист лишь очень большим усилием воли заставлял себя не вспоминать хутор, Дееру и сыновей. Они все равно приходили к нему каждую ночь во снах, над которыми старый сотник не имел власти. Домашние молча выстраивались возле постели Аргниста, глядя на командира форта Гэсар с немым укором – мол, на кого ж ты нас покинул. Днем сотник спасался от черных мыслей работой – не щадя себя, гонял новобранцев, и мало-помалу это все же начинало давать результаты. Пусть боевой дух проснулся лишь в десяти из всех, остальные при случае тоже смогли бы за себя постоять, а не просто умерли бы, словно скот на бойне. Аргнист надеялся, что Орда поломает зубы о бастионы его форта...

Была ночь, теплая, тихая и безмятежная. В такую пору лучше всего гулять в обнимку с девчонкой, если ты молод, или покуривать трубочку на свежем воздухе, предаваясь неспешным раздумьям, если жизнь твоя уже идет под уклон и последний порог приближается; все, что угодно, хорошо делать в подобную ночь, но только не воевать. Однако приходится.

Аргниста поднял с постели заполошный крик ворвавшегося к нему часового – паренька из тех, что так и не научились драться без оглядки. Таких сотник ставил только на внутреннюю охрану форта – впереди, в дозорных секретах, сидели те, что покрепче духом.

– Отец-командир! Беда! Идут... сюда идут! – Молодой воин весь трясся от страха.

– Отвечай толком! – прикрикнул на него Аргнист, отбрасывая одеяло. – Кто идет? Откуда идет? И, самое главное, – куда? Орденский капитулат в полном составе пожаловал, что ли?

– Орда... – выдохнул юноша, без сил опускаясь на лавку, он настолько перетрусил, что ему было уже не до нарушения субординации. В иное время он тотчас схлопотал бы от сотника добрый подзатыльник, но сейчас Аргнист и внимания на это не обратил.