Шрифт:
Ответ на его вопрос нанес бы всему, что было когда-то в любви между Андреем и Вацлавом, смертельный удар. «Ты – часть плана, – прозвучал бы ответ. – Плана, который я выдумал. Я бы предпочел обманывать тебя всю твою жизнь, сынок, но сейчас ты нам очень нужен». Андрею пришлось приложить определенные усилия, чтобы проглотить желчь, поднявшуюся к горлу.
– Я… – начала Агнесс.
Он накрыл своей ладонью ее руку. Она умолкла. Их взгляды встретились.
– Это ведь была моя идея, – сказал Андрей.
– Но это я тебя… – Когда сестра замолчала, Андрей понял, о чем она подумала в последнюю секунду. О том, как воспринял бы Вацлав, если бы она закончила предложение: «Но это ведь я заставила тебя рассказать правду твоему сыну».Он спросил себя, могло ли признание ухудшить ситуацию.
– Я вам нужен, – сказал Вацлав. – Речь идет о фирме.
– В какой-то степени… в определенном смысле, да, – подтвердил Андрей. – Но…
Вацлав повернулся и вышел, не сказав больше ни слова.
1618: Часть II
Глубокое падение
Только мертвецы видели конец войны.
Платон1
Филиппо двигался в согласии с ритмом, не открывая глаз. От ударов все его тело раскачивалось.
– Резче, – пыхтела Виттория. – Резче.
– Я делаю все, что могу, сестричка, – ответил Филиппо – или, точнее, хотел ответить, но понял, что у него пропал голос. Он чувствовал руки Виттории, обхватившие его руки, чувствовал запах ее пота и своего собственного. Ему, казалось, что он уже весь скользкий.
– Резче.
– Клянусь, я никогда больше не буду есть масло! – Эту шутку ему тоже не удалось произнести вслух. Филиппо попытался открыть глаза, но его веки будто свинцом налились. Тем временем он понял, что удары следуют согласно ритму, который звучит где-то снаружи. Он узнал этот ритм. Это была вибрация, которая заставляла отзываться каждую клеточку его тела, отчего появлялось ощущение, будто с каждым новым ударом душа удаляется на один шаг от всех других людей и движется в темноту, в которой она будет находиться на привязи – вечно.
– Резче.
Это была дрожь, которой библия дьявола наполняла каждого, кто к ней приближался. Это было нарастающее и ослабевающее жужжание осиного роя. Это было биение сердца сатаны.
– Резче, Филиппо.
– Я больше не могу.
– Не сбавляй темп, Филиппо. Не сбавляй темп.
У него закружилась голова. Казалось, его тело захотело сообщить ему, что он вовсе не сидит напротив Виттории в кухне дома кардинала Сципионе Каффарелли в Риме, а лежит на спине. Его конечности дрожали. Руки Виттории сжимали все крепче его руки и вытягивали их, и внезапно Филиппо понял, что он вовсе не держит скользкий влажный пестик маслобойки, а что руки его лежат на теплой, мокрой от пота коже. Виттория положила его руки на что-то иное, на твердую липкую палку, на которой под его ладонями расцветали две жесткие почки. Ужас растекся по нему, как кровь по воде.
– Резче, Филиппо. Хватай их. Вот так, правильно. Резче.
– Виттория… – стонал он. – Боже мой…
– Нет, – возразила она. – Нет у тебя Бога. Ты не задал себе вопроса.
Он пытался стряхнуть ее, пробовал выползти из-под нее. Веки его все еще были закрыты, чернота вокруг казалась абсолютной. Глаза у него горели.
– Пожалуйста!
– Вопрос, Парсифаль, – настаивала Виттория. – Задавай вопрос. Знаешь ли ты, что такое святой Грааль? Сосуд, в котором хранится суть Бога. Задавай вопрос, Парсифаль» или Грааль останется закрыт для тебя.
– Нет! – Он выгнул спину. Виттория крепко обхватила его бедрами. Ее колени сжимали его ребра. Он не ощущал веса ее тела у себя внизу живота, но чувствовал, как она держит его.
– Вопрос, Парсифаль!
– НЕ-Е-Е-ЕТ! – Внезапно вокруг него вспыхнул свет и ему стало ясно, что глаза его вовсе не были закрыты, что они все время были широко распахнуты. Просто раньше его окружала абсолютная чернота и он не мог видеть. Теперь он увидел обнаженную женщину, стоявшую на нем на коленях, увидел ее великолепное тело и копну белокурых волос, которые скрывали ее лицо. Она склонилась к нему, занавес волос разошелся, и она улыбнулась.
– Госпожа Поликсена…
В какой-то момент ее прекрасное лицо исказилось, как будто оно было лишь отражением в пруду и в него кто-то бросил камень. Целую долгую секунду Филиппо был охвачен ужасом и не мог дышать, а когда секунда закончилась, он понял, что это именно то лицо, которое он видел в библии дьявола, скривившееся в ухмыляющейся гримасе и с высунутым раздвоенным языком. Он вздрогнул от ужаса, и ее лоно восхитительно и одновременно болезненно сжалось, утащив его за грань реальности. Он почувствовал, как сила выкачивается из его тела, а сердце начинает давать перебои. Ужас его был так же огромен, как и похоть, и он… проснулся.