Шрифт:
39
искавших спасения у него, он мог исцелить лишь единицы, что в ужасный год, когда поселок за поселком скашивал «страшный дух заразы», перед ним не мог устоять никто, и даже... сами шаманы падали под его косой. Но вера в чудесные исцеления от этого не меркнет, она держится на религиозном понимании мира, которое подсказывает и шаману и окружающим «неопровержимые» объяснения неудач в исцелении: то духам неугодна жертва, принесенная больным, то они разгневаны на жителей поселка за какое-то непочтение к предкам. А вот редкие случаи удачи порождают новую вспышку веры...
С этими невеселыми думами, откинув дверной полог шаманского жилья, Богораз вышел наружу. После спертой жаркой атмосферы яранги морозный воздух ударил в легкие обжигающей струей. И ему вспомнился день, когда он с группой товарищей вышел из теплого помещения университетской аудитории на залитую огнями набережную замерзшей Невы. Возбужденные, они горячо обсуждали лекцию психиатра Бехтерева о гипнозе.
«Да, ведь все, чему я сейчас был свидетелем, все — от способов вызывания этого состояния до влияния его на больного, явно страдающего истерическими судорогами,— это чистый гипноз. И состояние шамана, который впал в самогипноз от однообразного грохота бубна, диких криков и бесконечной пляски, становится понятным. Поэтому он и руку не отдернул, когда она попала в костер,— боли не чувствовал. И все эти разговоры с духами не что иное, как галлюцинации находящегося в экстазе человека, и сонливые фигуры присутствующих с неподвижно устремленными на шамана взорами. И «чудесное исцеление», посланное Рькавчину из «Верхней страны». Эх, жалко, не с кем поделиться своими мыслями! Некому рассказать обо всем этом. Не поймут меня добрые чукчи, не поймут. Очень уж они наивны. С очень давних времен задурманивало им головы назойливое звучание колдовского бубна, засасывала тина страшной животной жизни...
Но придет, верю, знаю, придет время, и не за горами оно! Спадут оковы рабства с народа, и свет истины, свет знания озарит этот заброшенный дикий край. И тогда кончится царство шаманов, замолкнут навсегда их бубны, и только улыбнутся снисходительно люди над теми «чудесами», в которые слепо верили их предки!»
Этим мыслям молодого революционера и ученого
40
суждено было сбыться при его жизни. На Чукотке один за другим выросли благоустроенные городские поселки, появились школы и больницы. Многие чукчи стали учителями, врачами, инженерами.
ЧУДО В ЭПИДАВРЕ
А теперь, дорогой читатель, нам предстоит совершить путешествие в Древнюю Грецию — вернуться на две тысячи лет назад.
В доме скульптора Тимона горе. Его любимая дочь, тонкая и быстроногая, как лань, двенадцатилетняя Амариллис заболела. Еще утром ничто не омрачало безмятежного покоя семьи, и вдруг за обедом девочка поперхнулась косточкой большого италийского абрикоса. Она побледнела, ей стало трудно дышать.
— Моя дочь умирает, помогите, помогите скорее, Амариллис умирает! — дом огласил душераздирающий вопль ее матери Диофаны. Паника охватила всех: люди бегали и кричали. Сама девочка страшно испугалась, когда косточка застряла у нее в горле, но особенный ужас ее охватил, когда она услышала отчаянные крики матери, увидела ее перекошенное ужасом лицо. В каком-то судорожном напряжении Амариллис уперлась локтями в пол, широко открыла рот и... глотнула. Сразу пришло облегчение. Воздух стремительно вошел в легкие. Девочка порозовела. Опасность миновала. Все ее существо наполнилось ощущением бурного восторга спасения. Она открыла рот, чтобы радостно закричать, успокоить отца, смотревшего на нее испуганными глазами, успокоить метавшуюся по дому мать, но... хрипота вырвалась из горла ребенка. Голоса не было. Слов не было. Ее звонкий, как серебряный колокольчик, голосок, которым так гордились родители, пропал. Она сделала еще и еще несколько усилий, все тщетно, вместо речи — один хрип.
И вот теперь на смену радости в дом Тимона вновь пришла печаль.
Время шло, дни сменялись днями, месяцы бежали один за другим, не принося утешения. Как тень бродила по дому немая девочка, своим видом повергая в скорбь всю семью.
41
Тщетно обращались за помощью к местным врачевателям— никто не смог вернуть Амариллис голоса.
По общему мнению, оставалось последнее средство— паломничество в главное святилище бога-целителя Асклепия, расположенное близ города Эпидавра, на берегу Саронического залива. Тимон решился и на это.
Тимон, Диофана и Амариллис взошли на палубу ли- бурнской триремы. Попутный ветер благоприятствовал путешественникам, и скоро очертания родных берегов остались позади за кормой.
Плывшие на корабле быстро познакомились. Оказывается, у семьи Тимона были прямые попутчики, также направлявшиеся в Эпидавр за исцелением. Это самосский купец Клеофан, везший свою расслабленную жену Фортунату, и изможденный, весь высохший старик Клеонад, откупщик. Естественно, что всю дорогу говорили только о предстоящем посещении целительного святилища. Клеонад, который год как прибыл из Египта, рассказывал:
— Я давно болею. Немилость богов обрушилась на меня не менее десяти лет назад. Каждый прием пищи доставляет мучение. Кажется, внутри сидит какой-то зверь, который вгрызается всеми зубами, рвет мои внутренности когтями после каждого проглоченного куска. Видите, как я исхудал. Ведь почти ничего не ем. И хочу все время есть и не могу. Разве это жизнь? Дом мой — полная чаша, а вот же кормлюсь скуднее
1 Расслабленный — прежнее название больных, страдающих различными формами параличей.
42
последнего из моих рабов, меньше осужденного преступника самой суровой тюрьмы. Да, одна надежда — Эпидавр...
Рулевой и хозяин корабля рассказали паломникам, что они уже не раз возили людей, исцеленных в Эпи- давре,— Асклепий всемогущ и, если пожелает, может освободить от любой болезни.
Утром, когда должны были войти в Саронический залив, паломники поднялись рано, к восходу солнца: поклониться Аполлону-целителю, дабы быть благосклонно принятым его сыном Асклепием'.