О, каким фантастическим был первый луч! Казалось, вобрав в себя всю неисчерпаемую силу, все опьяняющее веселье бога Света, бога Жизнерадостности, бога Созидания, этот луч вынес из моря навстречу людям искрящуюся улыбку солнца, сулящую им вечное здоровье, вечную жизнь.

Тимон, поэт в душе, почувствовал, как его переполняет необъяснимый восторг и благоговейный трепет перед сказочной красотой пробуждающейся природы.

В молодые годы он посещал сады Эпикура. Великий философ и насмешник заронил в нем семена иронии и неверия в богов. Уже потом, в зрелости, Тимон часто любил в кругу друзей, вспоминая учителя, щегольнуть дерзкой фразой в адрес олимпийцев. Но сейчас и его охватил какой-то внутренний трепет. Ему вспомнилось священное праздничное шествие афинян — феория, на которое его, ребенком, взяла с собою мать. Вспомнилось то выражение безмятежной восторженной веры, которое светилось в глазах матери и других людей. И вот здесь, на палубе корабля, вошедшего в залив, с берегов которого уже доносились благоуханные ароматы священной эпидаврской рощи, Тимон склонил свою голову перед восходящим солнцем и прошептал: «О, бог света, бог жизни, бог радости олимпийской, пощади мою дочь, верни ей здоровье!»

Если такие чувства охватили даже Тимона, то об остальных паломниках нечего и говорить. Они упали на колени и, простирая руки к солнцу, горячо молились огненному диску, все выше и выше поднимавшемуся над морем. Чистой верой были переполнены сердца их.

...Разношерстная и разноплеменная толпа на пристани. Громкие разноязычные крики, веселый смех, дерзкие шутки прервали сосредоточенное молитвенное

' Согласно древнегреческой мифологии, бог врачевания Аскле- пий— сын бога Солнца Аполлона.

43

настроение наших путешественников и невольно заставили заняться земными делами. Надо было расспросить про ближайшую дорогу к святилищу, узнать порядок допуска в священные сады и правила жертвоприношения. Но вот и она сама, роща Эпидавра. Вековые платаны и лавры так тесно переплелись своими густыми кронами, что в роще и в солнечный день царила полутьма. Лишь кое-где, пробившись сквозь густую листву, на шелковистую траву падали трепещущие солнечные блики. А между деревьями, извиваясь и журча, бежали холодные, кристально-чистые ключевые ручьи. Их влага поила пышные подушки мхов, закрывавшие корни лесных исполинов. Восхитителен был ковер из лилий и нарциссов. Там, где деревья редели, взору открывались залитые солнцем лесные лужайки, над которыми кружили яркие пестрые бабочки. Казалось, лес звенел от нескончаемого щебетания и трелей птиц. Как зачарованные, проходили наши путешественники сквозь этот волшебный лес, наполнявший их сердца ощущением надежды.

И вдруг за поворотом лесной дороги они увидели величественный и строгий храм бога-врачевателя. Влившись в большую толпу паломников, Тимон с семьей, Откупщик и Клеофан с Фортунатой оказались меж колонн у самых стен святилища.

Кто может даровать здоровье? Кто может его вернуть? Древние греки верили, что оно подвластно одному лишь богу-целителю благословенному Асклепию, чья огромная статуя воздвигнута в этом белом храме, его сыну Телесфору (богу выздоровления) и дочерям Гигее (богине здоровья) и Панацее (богине-травнице). Внутри храма стены расписаны сценами, изображающими «чудесные» исцеления больных и страждущих. Снаружи храм испещрен вырезанными на каменных плитах надписями, которые повествуют об исцелениях, совершенных именно здесь милостью Асклепия.

Наших знакомых паломников встретил высокий жрец Олимпидор, облаченный в белоснежный хитон, отороченный золотой каймой замысловатого рисунка. Он указал на одну из надписей и прочел: «Никанор параличный. Пока он сидел и отдыхал, один мальчишка украл у него костыль и бросился наутек. Он вскочил, побежал за ним и стал здоров»'.

1 Подлинная надпись на стене храма Асклепия в Эпидавре.

44

— Дети мои! — Голос жреца торжественный, кажется, слова струятся по волнистой белой бороде.— Это было давно, когда я еще молодым служил моему богу в этом святилище. Никанор прибыл к нам из Антиохии, его расслабленного привезли сыновья. Без костылей он не мог сделать ни шага. Год жил в окрестностях храма, и каждый день его приводили сыновья к статуе бога. Человек он был нрава крутого. Часто поучал сыновей, пеняя за ту или другую оплошность. Кричал громко, пронзительно, иногда до хрипоты. Все уже тут знали голос Никанора-расслабленного. А ходить он не стал после кораблекрушения. На скалу налетела их трирема во время бури. Не многие уцелели. Три дня носило их по морю на обломке мачты. Подобрали их рыбаки. Когда причалили к берегу, все спасшиеся стали плясать от радости, падали на колени, целовали землю, а Ни- канор попытался встать и тут же, как подрубленное дерево, упал. Сколько ни поднимали, не стоял он, не держали ноги. Мягкие стали, безжизненные. Вот с тех пор и ходил Никанор только на костылях. Но не терял надежды — все молился, приносил богатые жертвы, надеялся, что Асклепий исцелит его. Однажды вздремнул он под развесистым платаном, положив костыли себе под ноги, и видит сон... Спускается сам Асклепий и манит его к себе, а он не может встать. И вдруг кто-то дергает его ногу, и он ясно слышит голос Асклепия: «Никанор, проснись! Встань!» Открыл глаза в то самое время, как мальчишка-сорванец выдернул из-под него костыль и побежал с ним. Неизъяснимым гневом воспылало сердце параличного, а в ушах у него голос бога: «Никанор, встань!» Вскочил он и побежал за мальчишкой. А весь народ как закричит: «Чудо! Чудо! Никанор встал!»

Жрец окончил рассказ и пристально посмотрел на Фортунату, которая не сводила с него глаз. У нее тоже часто слабели ноги, и она стояла, опираясь на Клеофана. Рассказ жреца вдохнул в нее силы, и она слепо уверовала, что и ее исцелит Асклепий.

Вот так, подогрев надежду на исцеление, воодушевив предварительной беседой о болезни, о настенных надписях и рисунках, жрецы вызывали у больных повышенное душевное настроение. В таком состоянии больной приступал к обязательным здесь предварительным сложным церемониям очищения души и тела, единственной задачей которых опять-таки являлось укрепление его веры в «чудесное» исцеление. Только после всех

45

Верховный жрец бога-врачевателя Асклепия пробуждает больную от священного сна. (Изображение на керамике. Британский музей)

этих процедур ему дозволялось войти в специально отведенное помещение для сна — абатон. (Самая крупная часть здания — в центре его бил фонтан минеральной целебной воды.) Здесь должен он уснуть, и тогда ему явится сам Асклепий и откроет средства достижения желанной цели.

С горячей молитвой о ниспослании такого видения засыпает паломник, и нередко действительно случалось, что он видел именно тот сон, которого так страстно желал. Самовнушение делало свое дело, и, казалось, сам бог вещал ему откровения. Пусть для сновидца они остаются темны, совершенно непонятны, но зато тайный их смысл никогда не бывает укрытым от мудрых жрецов. Они-то владеют великим искусством — умело вопрошать и терпеливо выслушивать! И они давали больному толкование виденного им во сне, назначали от имени Асклепия: одному купание в бьющих здесь целебных ключах и диету, другому массаж и тепло «священной» (опять-таки целебной!) воды, для третьего достаточно было одного успокаивающего внушения, что выздоровление скоро наступит, если он ежедневно утром и вечером будет славить всемогущего бога-врачевателя в своих молитвах.

И от чего бы ни произошло потом выздоровление: от влияния ли прекрасного климата, полезной при многих болезнях воды здешних минеральных источников, от ванн, диеты и массажа или же от одной постоянно и искусно подогреваемой веры в божественную помощь,— все это, естественно, приписывалось доброте и силе Асклепия, ниспосланному им свыше «чуду исцеления». Ну, а если «чуда» не происходило, его придумывали...

Вернемся, однако, к нашим паломникам. Жрец Олимпидор закончил с ними беседу и предложил им погулять по священным садам, приблизиться к дыханию бога, разлитому среди этих кущ.