— Веди себя спокойно, мой друг, — продолжал Джинелли. В его голосе снова послышалось беспокойство. — Ты меня слышишь? Очень спокойно. Завернись в одеяло, если хочешь, но не двигайся. Тебя подстрелили. Ты в шоке.

— Я был в шоке почти два месяца, — ответил Вилли и снова засмеялся.

— О чем ты говоришь?

— Не бери в голову.

— Ладно. Но мы должны поговорить, Вильям.

— Да.

— Я… подожди секунду, — снова послышатся приглушенный итальянский. Вилли снова прикрыл глаза и стал прислушиваться. Потом Джинелли опять взял трубку. — К тебе приедет человек, с болеутоляющим. Он…

— Ричард, это не…

— Не рассказывай мне о моих делах, Вильям, просто слушай. Его зовут Фандер. Он не врач, по крайней мере больше не врач, но он осмотрит тебя и решит, не потребуются ли антибиотики. Он будет у тебя до рассвета.

— Ричард, я не знаю, как благодарить тебя, — сказал Вилли. По его щекам бежали слезы. Не замечая, он смахивал их правой рукой.

— Я уверен, что не знаешь, — сказал Джинелли. — Ты ведь не итальяшка. Помни, меньше двигайся.

Фандер прибыл около шести часов. Он оказался невысоким человеком с преждевременно поседевшими волосами и имел при себе саквояж деревенского врача. Он долго, без комментариев, разглядывал исхудавшую, изнуренную фигуру Вилли, потом начал разматывать платок с его левой руки. Вилли пришлось приложить другую руку ко рту, чтобы заглушить крик.

— Поднимите ее, пожалуйста, — попросил Фандер, и Вилли поднял. Рука сильно распухла. Туго натянулась блестящая кожа. Мгновение он и Фандер разглядывали друг друга через дыру в ладони, которую окаймляла темная кровь. Фандер вынул из саквояжа одоскоп и просветил рану.

— Чисто и аккуратно, — подытожил он. — Если это действительно был шарик от подшипника, шанс получить инфекцию много меньше, чем если бы руку прострелила свинцовая пуля. — Он задумался. — Если, конечно, девушка не окунула его во что-нибудь перед выстрелом.

— Успокаивающая мысль, — прохрипел Вилли.

— Мне платят зато, чтобы я успокаивал людей, — прохладно ответил Фандер, — особенно, когда приходится выскакивать из кровати в полчетвертого, переодеваться из пижамы в костюм уже в самолете, кувыркающемся на высоте 11 тысяч футов. Вы сказали, это был стальной шарик?

— Да.

— Тогда вы, вероятно, правы. Стальной шарик нельзя как следует пропитать ядом, как пропитывают индейцы Дживаро деревянные наконечники своих стрел кураре, и вряд ли женщина окунала его куда-нибудь, если это произошло под влиянием мгновенной вспышки, как вы рассказали. Но такая рана быстро заживет, без осложнений, — он вынул дезинфектор, марлю и эластичную повязку. — Я хочу обработать рану и потом перевязать ее. Обработка будет чертовски болезненной, но поверьте, что будет намного больнее в итоге, если я оставлю ее открытой.

Он оценивающе посмотрел на Вилли. «Не слишком ли безжалостно смотрит на меня этот врач, — подумал Вилли. — Его взгляд скорее напоминает взгляд врача, которому поручили первый раз в жизни сделать аборт».

— Рука окажется не самой сложной частью проблемы, если вы снова не начнете есть.

Вилли промолчал.

Фандер внимательно посмотрел на Вилли, потом начал работать над раной. Теперь разговор был невозможен: болепередающая станция в его руке скачком повысила мощность до 250 тысяч ватт. Вилли закрыл глаза, стиснул зубы и стал ждать, когда это кончится.

Наконец все закончилось. Он сидел с пульсирующей, перевязанной рукой и наблюдал, как Фандер роется в своем саквояже.

— Если оставить все остальные рассуждения в стороне, ваше радикальное истощение станет проблемой, когда придется заняться облегчением боли. Вам придется пережить больше неудобств, нежели, если бы ваш вес был нормальным. Я не могу оставить вам дарвон или дарвосет, потому что в вашем состоянии они могут привести к потере сознания или сердечной аритмии. Сколько вы весите, мистер Халлек? 125 фунтов?

— Около того, — пробормотал Вилли. В его ванне были весы. Он залезал на них перед тем как отправиться в лагерь цыган, пытаясь таким образом укрепить свой дух, как он полагал. Стрелка тогда остановилась на 118. Вся эта беготня под жарким летним солнцем содействовала потере веса…

Фандер кивнул с легким признаком неприязни.

— Я хочу оставить вам довольно сильнодействующий эмпирин. Если вы не начнете дремать через полчаса и если рука все еще очень, очень болит, примите еще полтаблетки. Продолжайте принимать их еще три-четыре дня. — Он покачал головой. — Пролететь шесть сотен миль, чтобы прописать человеку эмпирин. Я не могу в это поверить. Жизнь может оказаться весьма своеобразной. Но, учитывая ваш вес, даже эмпирин может оказаться опасным. Вам нужно принимать аспирин для младенцев. — Фандер вынул еще один пузырек из саквояжа. — Ауреомицин, — объяснил он. — Принимайте через каждые шесть часов. Но запомните хорошенько: если у вас начнется понос, сразу же, немедленно прекращайте прием антибиотиков. В вашем состоянии понос намного опаснее раны на руке.