ПАУЧОК. Я хорошо. Очень хорошо. Вот… купил красивую игрушку, есть чем себя занять.

ТИНА. Послушай. Ты ведь не виноват, что так все получилось? Ну что же делать? Так фишка легла.

ПАУЧОК. Ты забыла дать мне рецепт своего коктейля.

ТИНА. Ты, главное, не падай духом. Может, еще обойдется?

ПАУЧОК. Конечно.

ТИНА. Извини, я больше не могу говорить.

ПАУЧОК. Лора, я люблю тебя.

ТИНА. Лора?

ПАУЧОК. Эта игрушка стоила мне семьсот «зеленых». «Рэндалл» 45-го калибра. Прошу обратить внимание: предохранитель справа. Для левшей вроде меня. Патроны фирмы «Магсейф». Продавец попался словоохотливый. «Что такое обычная пуля? – спросил он меня риторически. – Заткнул дырку пальцем и пошел. А этой можно вышибить мозги у слона. Мой вам совет: цельтесь в голову».

Вообще, в приличных домах так не делается. Надо было бы позвать всех моих «курочек», выпить с ними «посошок». Н-да… А потом я подумал: у меня есть вы. Тоже в некотором роде близость. Я всех вас люблю, красавиц и дурнушек, благополучных жен и разведенок, худых и толстых, высоких и миниатюрных, всех, кто недоласкан, недоцелован, недолюблен. Сколько вас там? Я вам позвоню!

…уже не позвоню.

В этой обойме было восемь патронов. Останется шесть. Помните: «…доколе смерть не разлучит вас»? Ложь, повторяемая из века в век. Смерть соединяет. «Ибо крепка, как смерть, любовь».

Я там был сегодня. Я должен был ее увидеть. Мне повезло, она была одна. В твидовой юбке, черных чулках и тонком свитере на голое тело.

ТИНА. Зачем ты пришел?

ПАУЧОК. Она здорово перепугалась.

«Я пришел, чтобы закончить пьесу», – произнес я тоном, который должен был ее успокоить.

ТИНА. А я тут при чем?

ПАУЧОК. Тогда я показал ей свою игрушку из вороненой стали. Она смотрела на нее как завороженная.

ТИНА. По-твоему, литература выше человеческой жизни?

ПАУЧОК. Я не знаю, где кончается одно и начинается второе.

Она еще что-то сказала… не помню. Все произошло очень быстро. Я перенес ее на кровать. Меня, помню, удивило красное пятно на простыне. «Ну вот, – подумал я, – так и не застирала!» Но вообще я все время смотрел на ее лицо.

Лицо, которое за столько лет совершенно не изменилось. Это что-то невероятное.

Представляете? Возвращается Лора и видит себя… спящую… а рядом листок из блокнота:

2000

Стоило Алексею Федорову не выспаться, как он становился опасен. Прибалтийский рассвет застал его километрах в сорока от города. Ночь, проведенная за рулем, разбудила в нем мрачный азарт лихача, и он выжимал из своего «жигуленка» все, на что тот был способен. Шоссе было идеальным, и машин не много, но то, что они затеяли с майором, могло плохо кончиться. У майора тоже были «жигули», и он ни за что не хотел уступать. Военные народ самолюбивый, у этого же даже звезды раскалились добела, но против Федорова майор не тянул.

Алексею мало было обогнать соперника – один раз он так его подрезал, что тот едва не угодил в кювет. Затем пошла новая игра: «жигуленок» Федорова, точно кобыла, крутил задом перед носом у разъяренного майора, не давая тому обойти себя ни слева, ни справа. Был момент, когда майор решился на обгон и только чудом не врезался во встречный «КрАЗ».

– Дураков надо учить, – по-цыгански скаля зубы, пробормотал Федоров.

Он помахал в окно майору, которого, как щепку в водовороте, вертело на шоссе, и сбросил газ. Отлились ему слезы майора. Шедшая перед ним «Волга» неожиданно сбавила скорость, он ударил по тормозам, но тормоза отказали, он на отчаянном вираже обошел «Волгу», и только тогда машина ему подчинилась. Подбежал водитель.

– Ты что, на тот свет торопишься?

Федоров молча сжимал руль.

– У тебя, чудозвона, отобрать бы сейчас права!

– Леша, что-нибудь случилось? – с заднего сидения поднялось заспанное женское лицо.

Водитель, чертыхаясь, вернулся в свою «Волгу».

– Ничего особенного. Так… тормоза, – Алексей постарался придать голосу оттенок беспечности.

– Давай в автосервис!

– Да ты что, Женька, мы через двадцать минут в городе.

– Леша…

– Глянь! Ты глянь, как чешет! – он прильнул к боковому стеклу. – Во дает… во дает…

– Где? – Женя тоже приклеилась к стеклу.

– Да вон же, вон!

«Жигули» быстро набирали скорость.

– Не вижу… А кто это был?

– А бог его знает.

В вестибюле гостиницы не было ни души, если не считать швейцара, оттиравшего грудью мужчину с лицом невыспавшегося бульдога. За перегородкой девушка-администратор подремывала, прикрывшись книгой. Федоров подкрался с «лейкой», с которой он не расставался, кажется, даже ночью, и щелкнул ее сверху.

– А? Вы кто? – дернулась девушка.

Алексей сунул в окошечко удостоверение.

– Фотокорреспондент журнала «Смена» и Агентства печати «Новости», – раздельно и выпукло, словно то было фонетическое упражнение, произнесла вслух администратор и схватилась за телефон.

– Директору сейчас не до вас, – подпустил туману Федоров.

Девушка мягко положила трубку с видом человека, к которому пришли описывать имущество.

– Так какой там мне, барышня, забронирован номер? – Алексей сменил гнев на милость.

– Ваша фамилия… Ах да, простите, – девушка сверилась с каким-то списком. – Пожалуйста, Алексей Георгиевич, – она протянула ему ключи. – Восьмой этаж, номер-люкс.

– Паспорт жены показывать не нужно?

– Ну зачем, я вам верю.

– Видишь, – Федоров повернулся к Жене, старательно разглядывавшей скучную памятку, пока он разыгрывал этот спектакль, – мне верят на слово даже администраторы в гостиницах.

Женя послала девушке за перегородкой мимическую телеграмму – «Не взыщите тчк неисправим тчк» – и шагнула к лифту.

Она сушила феном волосы, Федоров висел на телефоне.

– Светика не разбудите?.. О, нас еще узнают. Замуж не вышла?.. Тоже красиво. А он?.. – Алексей одобрительно поцокал языком. – Сегодня, старушка, у меня цугцванг, я тебе еще звякну… Птичка? Вылетит птичка, а как же!

Он полистал записную книжку, набрал номер:

– Девушка, вам не нужен чай марки «СВ»?.. Грузинский, свежеворованный… Угадала, дорогая! Федоров собственной персоной. Ты завтра как?.. Да, девочка моя… Понял, буду как штык.

Федоров перелистал несколько страничек.

– Мне выйти? – Женя выключила фен, зрачки у нее потемнели.

– Зачем? – он уже крутил диск и не сразу понял, о чем это она. – Ты, может, подумала?.. Хэлло! Это есть Владас? – забасил он в трубку, изображая из себя иностранца. – Я бы желал приобрести у вас картину… вальюта, конечно, но не очьень твердая… – он утробно зарокотал, довольный собой. – Федоров, он самый, – сказал он своим обычным голосом. – Когда увидимся, дорогой?

– В такую рань морочишь людям голову, я б тебя убила, – Женя снова включила фен.

– Заметано, – говорил в трубку Алексей. – А вот это – увы и ах. Да, старик, без меня… Не расстраивайся, жена у меня пьет за двоих.

– Ну, знаешь! – вскинулась Женя.

– Да вот, женился, – сокрушался Алексей. – Влип – не то слово… Ага, до завтра.

– Никуда я с тобой не пойду, – отрезала Женя, как только он положил трубку.

– Само собой, – согласился Алексей. – Ты сядешь за руль, а я буду пить, чтобы спасти твою репутацию.

Женя выключила фен.

– Федоров, ты монстр.

Терраса, где они пили кофе, подставила горбатую спину августовскому солнцу. Федоров сменил в «лейке» диафрагму.

– Как насчет по чуть-чуть?

– В такую рань? – изумилась она.

– Тогда отнеси, будь другом, пустую тару, а я пока перезаряжу. – Видя ее недоумение, он развел руками: – Самообслуживание – как в лучших домах.

У бармена подобное рвение вызвало умеренную похвалу, которой не жалко для ученика-второгодника. Поняв свою промашку, Женя обернулась, чтобы сказать мужу все, что она о нем думает, – так он ее и сфотографировал: с открытым ртом и растопыренной пятерней, на миг ослепшую от солнца.