Шрифт:
– Возможно. С встроенным трансмиттером. А на шее висит радарчик. Вот и весь фокус.
– И все-таки, Жюль, я должна тебе сказать, он очень непростой человек. Я совершенно не знаю всю предысторию его жизни, каким образом он стал тем, кто он есть, но некая тайна из прошлого не дает ему покоя…
– Вполне возможно, что он член какого-нибудь эзотерического братства, куда принимают только тех, кто совершил экстраординарный поступок, например, вышел из телесной оболочки, слетал на Венеру и вернулся обратно…
– Знаешь, когда он начал про гречишное зерно говорить, я просто обалдела. Было такое ощущение, что он молотил под диктовку.
– Я тоже это заметил. Он, похоже, был в трансе.
– Я, кстати, совершенно не поняла, как он связал это зерно с автомобильным двигателем.
– Полный бред… – покачал головой Юлиан, после чего подошел к Виоле сзади и начал легонько массировать и поглаживать ее плечи.
– А эти голоса… – она слегка откинула голову назад и закрыла глаза, разомлев от вкрадчивых движений его рук. – Мне было и смешно, и немножко страшно. Как ты думаешь, он действительно что-то слышит или притворяется?
– К сожалению, слышит и на полном серьезе с ними общается. Современная медицина почти единогласна в определении природы такого явления. Голоса оттуда – это несомненный признак шизофрении. Говорить о нюансах я не берусь, но…
– Но ведь он не сумасшедший.
– Нет, конечно. До определенного момента. Все зависит от того, насколько глубоко он затянут в свои диалоги с духами. Карл Юнг тоже обладал такой способностью. Он слышал голоса и воспринимал их как нечто данное свыше, как божественный дар, благодаря чему он контактировал с миром коллективного бессознательного, что не могло не привести к глубоким разногласиям и в конечном счете к разрыву Юнга с Фрейдом, который всей этой метафизики боялся как огня, полагая, что она делает науку зависимой от религии. Но простого объяснения здесь нет. Голоса «оттуда» могут слышать либо люди гениальные, либо шизофреники. К какой категории отнести Варшавского – я пока не знаю…
Он обхватил ее талию, и его руки скользящими движениями стали спускаться к лобку, и ниже – в теплое волнующее море промежности… Виола застонала и положила свои ладони сверху, усиливая это мощное проникновение.
– Ты такая упругая, и ты так вкусно пахнешь, беби… – зашептал он ей на ухо. – Хоть тебя и назвали прекрасной дамой, но пахнешь ты гоночным автомобилем, у которого на виражах дымятся колеса…
– Это рецина! – расхохоталась Виола. – Я выпила целый стакан или даже полтора. Кстати, ты был очень невежлив по отношению к Варшавскому. Мог бы заранее купить нормальное вино… Каберне, например, и не дразнить пожилого человека.
– Какой же он пожилой? Ему на вид лет сорок пять, он мой ровесник, если не моложе меня.
– Волик уверял, что ему пятьдесят три года.
– Ты шутишь! Вот так номер. Это меняет всю картину. Мужчины после пятидесяти, как показывает практика, полностью теряют чувство стыда. Они понимают, что надо брать от жизни всё, что еще не добрали. То-то он расшаркался. В нем взыграла польская кровь: «Целуем ручки… Пьенкна пани…»
– Жюленыш! Ты ревнуешь…
– Ни на йоту не ревную.
– Врешь!
– Меня пан Варшавский просто раздражает своей позой. Властелин человеческих судеб. Война началась чуть ли не по его команде, а Нострадамус здесь вроде джокера в карточной колоде… Выпал Варшавскому джокер – вот и расклад меняется в зависимости от того, кем ты этого джокера назначишь: королем или шестеркой…
– А что если у него эта способность слышать голоса той же природы, что у Юнга.
– Не знаю… не знаю. И с чувством юмора у него тоже не очень… Играет роль библейского пророка…
Виола чуть наклонила голову, Юлиан нежно зарычал и, оскалив зубы, стал покусывать ее шею… В его рычание незаметно проникла знойная гармония африканского сафари, и он, подражая Армстронгу, хрипло пропел: «Let\'s do it, baby, let\'s fall in love…» [5] . Затем, не меняя тембра голоса, он хищно зашептал ей на ухо:
– Не отдам тебя льву из варшавского зоопарка. Идем трахаться в прерии. На свободу! – он начал расстегивать пуговички на ее блузке.
– Ты меня щекочешь. Иди ложись, я сейчас приду – только в душе сполоснусь.
– К черту душ. Хочу тебя взять такой вот, пахнущей жженой резиной и потом…
Треугольник
Юлиан взял с прикроватной тумбочки бутылку с водой, сделал несколько жадных глотков и протянул бутылку Виоле. Он ощущал в теле приятную пустоту сосуда, готового наполниться вновь горячей дрожью гормона. Предчувствие коитуса зарождается, как вибрация в рельсах, созданная мощной тягой локомотива за несколько секунд до его появления из черной дыры тоннеля. И внезапно рвущийся к небу рев в басовом регистре резко меняет окружающий пейзаж, поднимая в воздух стаи птиц с нотных станов провисших проводов.
– Интересно, догадывается ли мессир Варшавский, чем мы с тобой только что занимались? Если он настоящий провидец и сейчас сидит на коврике погруженный в очередную асану, то он должен понимать, что мы не юные пионеры, думающие как бы приспособить путаные мысли Нострадамуса к делу победы над классовым врагом. Мне кажется, он должен зубами скрипеть, увидев, как мы тремся друг о дружку. Да?
Он повернул голову в сторону Виолы, но лица ее не видел в темноте.
– Что-то ты никак от него освободиться не можешь, – сказала Виола. – Он тебе не друг, не враг. Вы поговорили всего пару часов, а ты ему никак не можешь простить его существование.