– О! Вы почти попали в точку, – кивнул Варшавский. – Там один крутой человек из России закупил целый этаж, и он очень хочет, чтобы я пришел и как следует почистил его будущий кабинет. Ему это важно еще и по той причине, что предыдущий владелец бизнеса умер от инфаркта в своем рабочем кресле, когда узнал, что его партнер сбежал с огромной суммой денег куда-то в Мексику и заодно прихватил жену несчастного бизнесмена.

– Вы будете изгонять злых духов? – спросила Виола, убирая тарелки со стола.

– Скорее создавать защиту от их визитов в дальнейшем.

– Леонард, – оживился Юлиан. – Так, может, вы и мою скромную обитель посетите с той же целью. Я, правда, не знаю, кто снимал помещение до меня, но лишний раз пройтись щеточкой по подоконнику… Ну что вам стоит, мессир…

– Я это сделаю с большим удовольствием. Заодно и вас немного отчехвостить придется. Нечистая сила – она ведь дама без комплексов. Ей что психоаналитик, что просто псих… Забирается в душу и потом попробуй от нее избавиться. Я смогу зайти к вам примерно в 11.30, в четверг, со щеточкой…

Виола хохотнула и открыла кран над мойкой.

– Ключик, не мой сейчас посуду, посиди с нами, – сказал Юлиан.

– Ничего, я управлюсь за пять минут. Не люблю, когда в раковине лежат грязные тарелки. Такой уж у меня несносный характер…

– Опять я слышу это слово. Почему «ключик»? – спросил Варшавский и, взглянув на Виолетту, повторил по-французски: – Petit clef?

– Нет, он другой ключик имел ввиду, – рассмеялась Виола.

– Она исключительно грациозная женщина – не знаю, заметили вы это или нет… – сказал Юлиан.

– Я заметил, – произнес Варшавский, с очень серьезным видом рассматривая Виолу.

– Если ее из многомерной формы перевести в линейную, как бы в карандашный рисунок, то она будет похожа на скрипичный ключ. Чтобы это увидеть, надо, конечно, проявить некоторое воображение. Но Виола вполне соответствует и форме, и содержанию скрипичного ключа. Она музыкальна, очень тонко чувствует музыку, она и меня подключила к своему каналу. И теперь я, как собачонка, следую за ней на все симфонические и оперные премьеры. Вот и в эту пятницу мы ходили в оперу, слушали моцартовского «Дон Жуана».

– А вы любите оперу, Леон? – спросила Виола.

– Честно говоря, я не очень большой поклонник опер и балетов. Происходящее на сцене всегда кажется мне искусственной подгонкой под какой-то недостижимый идеал, хотя, знаете, послушать оперную арию как отдельный номер – совсем другое дело.

– О, тут я с вами солидарен, – подхватил Юлиан. – Но Виола заразила меня своей оперной страстью, и ради похода в театр я иногда готов пропустить партию в покер с друзьями. Для Виолы увидеть живьем какую-нибудь оперную диву или импозантного тенора – это превыше всего. В оперу мы идем, как на парад, разодетые в пух и прах, с полевым биноклем через плечо, чтобы в деталях рассмотреть неумеренный макияж героини или плохо приклеенный парик главного любовника.

Виола возмущенно всплеснула руками:

– Ну кто бы говорил! Представьте себе, Леон, бинокль почти все время висит у Юлиана на шее, я им пользуюсь очень редко, потому что разглядывание деталей отвлекает от главного – от музыки.

– И какое же впечатление оставил у вас Дон Жуан? – несколько скучающим тоном спросил Варшавский, повернувшись к Юлиану.

– Мне, как психологу, было интересно проанализировать этот тип мужчины. С одной стороны, Дон Жуан – типичный сексуальный супермен, с другой – бесконечный успех у женщин делает его страшно одиноким. Он, как метеор во Вселенной, летит, не зная преград, и только встреча с Командором приносит смерть и, в некотором смысле, освобождение. Он жаждет встречи с Командором, потому что каменный фантом – единственная стена на его пути, преодолев которую, он как бы обретает бессмертие, побеждает одиночество. Но стена оказывается сильнее. Окажись Дон Жуан в современном мире, проблему одиночества он мог бы решить очень просто, сходив на прием к психотерпевту и поменяв образ жизни.

– Ты мне после спектакля другую картинку нарисовал, – сказала Виолетта. – Знаете, Леон, он сказал сразу, как только мы вышли из театра, что Дон Жуан существо с автоматическим режимом, живущее от инстинкта к инстинкту, что на самом деле к психотерапевту побежали бы только его жертвы – то есть женщины, с которыми он заводил скороспелые романы и бросал их, как яблочные огрызки.

– Я, подумав, поменял свое мнение. Дон Жуан заражен обычным нарциссизмом. Он разрушает судьбы женщин до того момента, пока не соглашается на роковую встречу с донной Анной, и тогда разрушение превращается в саморазрушение. Дон Жуан – типичный психопат, он просто находка для Фрейда.

– Опять Фрейд, – с досадой произнес Варшавский. – Вы вроде бы неглупый человек, но вы в плену у ложного кумира. Наша цивилизация нуждается в духовном обновлении, мы движемся вперед, но при этом накапливаем грязь, как днище корабля, к которому прилипают ракушки и морские паразиты. Посмотрите, в каком смрадном котле мы варимся! Государственный бандитизм, коррупция, низкопробные инстинкты толпы, вал порнографии, эксплуатация детей, деградация ценностей… целый букет эпидемий, которые подобно гангрене захватывают общество со всех сторон. Гомосексуалисты и прочие извращенцы растут по экспоненте. Антагонизм в обществе то и дело создает взрывоопасные военные конфликты, и угроза глобальной войны нарастает с каждым днем. Мы идем к концу мира, вы понимаете это?!