— Каких слагаемых? Кто здесь слагаемый? — свирепея, вопрошает бывший вице-мэр.

Я «качаю» свои права еще пару минут и наконец даю себя уговорить. После чего наш разговор обмелевает, усыхает, сходит на нет, и дальше мы уже едем молча.

Едем мы на давно присмотренную нами с Евдокией платную стоянку неподалеку от ее дома. Оттуда блистающая свежим лаком американская обновка отправится завтра на регистрацию в ГИБДД, чтобы после этого уже и стать транспортным средством. На котором будет непозорно подкатить к любому гранитному крыльцу. Как чиновнику бывшему вице-мэру прекрасно известно, что такое регистрация в ГИБДД, на какой срок она может растянуться, и он согласился перепоручить это дело конторе, которая зарабатывает свои деньги на связях с гаишниками. В результате чего мне гарантированы два дня «отпуска».

Когда, оставив нашу покупку на стоянке, мы идем к воротам, я приотстаю от бывшего вице-мэра и, дав знак Евдокии, чтобы она тоже отстала, вытаскиваю из черного кожаного рюкзака, снова одолженного мной у соседа, свою книжку:

— Убери.

— Ой, как замечательно! — шепотом восклицает она, и книжка, мелькнув моим портретом на обложке, исчезает в ее стремительно провжикавшей молнией сумке.

Звук молнии заставляет бывшего вице-мэра обернуться. Но пока он разворачивается — всем корпусом, как многосоттонный корабль, — сумка Евдокии успевает повиснуть на ее плече с видом самой безгрешности. Ему достается увидеть, как я, сложив лямки рюкзака вместе, забрасываю его на плечо.

У бывшего вице-мэра, видимо, отменное настроение. Предвкушение того чувства самоуважения, с которым будет подъезжать к нужным местам на достойной машине, согревает его, словно рюмка хорошего коньяка, и душа просит ублажить себя какой-нибудь потехой.

— Что это ты, Лёник, сегодня с торбой не расстаешься? — остановившись и подождав, когда мы поравняемся с ним, вопрошает он. И берется за лямку моего рюкзака. — Что у тебя там такое? Глянем давай? Как говорят по телевизору в одной передаче, народ хочет знать.

— Папа! — укоряюще произносит Евдокия. Ей и неудобно передо мной, и стыдно за него, но в ее возможностях — лишь этот скромный протест.

Впрочем, ее заступничество совсем мне не нужно. Я все же не настоящий водила по найму, чтобы трястись перед работодателем. Я резко стряхиваю рюкзак с плеча, выдергивая одновременно лямки из руки бывшего вице-мэра, и перебрасываю рюкзак на другое плечо.

— Любопытно, что у меня там? Куча денег.

— Ну?! — восклицает бывший вице-мэр. — Так тем более нужно посмотреть!

— Зачем? — спрашиваю я.

— Как зачем? Нельзя жаться. Поделим. Нельзя же все одному.

— А оно и так не одному, — трогаясь с места и понуждая тронуться их с Евдокией, — говорю я. — Он не один, над ним тоже люди есть.

— Кто это «не один»? — интересуется бывший вице-мэр. Он начинает терять кураж, потехи, которой жаждала его душа, не получилось.

— Да кому деньги несу.

Бывший вице-мэр на ходу меряет меня взглядом, о котором говорят «как рублем подарил», и отворачивается, ничего не произнеся.

— Шутник! — вырывается из него через несколько шагов. — Подруга твоя в кого, в отца, в мать? — взглядывает он затем на Евдокию.

Евдокия умудряется незаметно бросить на меня смеющийся взгляд.

— Вся в отца, — отвечает она.

— Чтоб ухо востро держала с такой подругой! — свирепо изрекает бывший вице-мэр.

Выйдя за ворота стоянки, мы незамедлительно расстаемся. Бывшему вице-мэру неуютно со мной, и он не хочет длить наше совместное пребывание ни на минуту. Евдокия, прощаясь со мной, поворачивается к отцу спиной, чтобы снова сказать мне глазами: потерпи, потерпи! — и скрепить свою просьбу воздушным поцелуем.

Между тем я сообщил бывшему вице-мэру сущую правду: в рюкзаке у меня деньги. Откат, вторая часть, которую я должен передать Евгению Евграфовичу. Он так извелся ожиданием этих денег, что не пожелал дать мне ни дня отсрочки. И вот я с утра таскаюсь с «этими книгами», перекидывая рюкзак с одного плеча на другое, не решаясь даже на короткий миг расстаться с ним, — что довольно забавно, бывший вице-мэр тут прав. Смешно сказать, мне видится естественным снова везти деньги в нем, как бы рюкзак — самая та тара для транспортировки отката.

Вернувшись к салону и сев за руль своего корыта, я тут же достаю телефон и звоню Евгению Евграфовичу.

На условленное место у метро «Сокольники» я прибываю первым и минут десять стою жду его. Он появляется в том же самом франтоватом длиннополом пальто из тончайшего кашемира, в котором я увидел его впервые у подножия Арсенальной башни, только вместо бордового шарфа выпущен наружу, поверх пальто, другой, цвета благородной слоновой кости. Он идет от выхода из метро к условленному месту, оглядываясь по сторонам, — явно опасаясь: не следят ли.