В этой новой жизни захотелось волку полетать. И не было никого, кто бы с высоты своего опыта сказал ему, что волки летать не могут. Он этого просто не знал. У него была удивительная легкость и уверенность, что все возможно. Поэтому, наверное, у Никиты все получилось.

Покружив немного над родимой чащобой, он вылетел за пределы леса и отправился в сторону далеких гор, затянутых мечтательной дымкой абсолютного колдовства нездешности.

А рядом с ним, невесело бормоча о некстати приключившемся тумане на каком-то странном, пернатом диалекте несуразности, летела серая ворона.

Озираясь по сторонам, она наконец дождалась, когда кончился лес. А потом мечтательно произнесла, внимательно вглядываясь в Никиту:

— Ты кто такой есть?

— Я волк, — привычно ответил Никита, — причем скалозубый.

— Так они же все давно вымерли, — искренне удивилась ворона. — Да и не летали они, эти волки. Они всё бегали да выли на луну. Вот и накликали беду климатическую…

— Вот видишь, — усмехнулся Никита, — все-таки не все. Иные вымерли, иные улетели от всех бед. А многие так и бегают где-то.

— Все одно, — не уступала ворона, — ты неправильный волк, иной. Это же против природы, чтобы волки летали. Это же явная несуразность.

— Сама ты несуразность. А природа — она намного мудрее и загадочнее наших представлений о ней. Просто каждый видит только то, что ему доступно.

— Ты сам-то понял, что сказал? — промолвила ворона. — Природа, она такая, какой я ее вижу. А сейчас я вижу мало, потому что туман. Вообще говоря, кто бы ты ни был, но если ты летишь, ты уже не волк. Ты, наверное, птиц.

Усмехнулся волк на редкое словечко «птиц», но ничего не ответил.

Под ними, сквозь туман, виднелась водная голубизна, казавшаяся бесконечной. Она навевала странную тоску.

— Вот ведь какая тоска, — произнес волк, — нет конца этому океану.

— Это как наша жизнь, — устало ответила ворона, — просто надо терпеть. Выбирать из двух зол менее мерзкое и противное. Не верить во всякие сказочные глупости.

— А как же сны? — спросил волк. — Мне снятся порой удивительные острова.

— Глупости это — сны и сказки, — отрезала ворона. Один романтизм: у нас, у ворон, к этой глупости строгая неприязнь. Мне, например, никогда не снятся сны. Зато просыпаться совсем не противно. Я в глупости не верю, поэтому никогда не бываю разочарованной.

Туман усиливался, и казалось, они сбились с курса. Вдруг волк почувствовал, что внизу находится остров.

— Летим вниз, там остров, — позвал волк ворону, — там и отдохнем.

— Ничего не видно.

— Я чувствую. Он мне снился вчера. Остров добрых сказок и загадочных зверей.

Они спланировали вниз, но ворона так и не увидела никакого острова. Она недовольно посмотрела на волка и полетела дальше, искать материк.

А волк опустился еще ниже и приземлился на острове. Имели эти сказочные места такое свойство — их может видеть только тот, кто не разучился верить в чудеса.

Так Никита оказался в Дальнем Лесу. Туча уже перестала плакать, но все еще пребывала в состоянии грозовой задумчивости. Никите надо было поделиться с кем-то новыми ощущениями. И ему повезло — где-то впереди он услышал хруст.

Не прошло и нескольких минут, как перед удивленным взором прилетевшего издалека волка возникло существо с огромными печальными глазами, смотревшими из-под видавшего виды малинового берета весьма сомнительной свежести. Это художник Дальнего Леса и его окрестностей с редким для сказочных мест именем Василий, скромно кажущийся со стороны обычным хорьком, решил прогуляться в поисках вдохновения. Благо мокрая стихия поутихла.

Они встретились на поляне. Вообще-то хорек Василий относился к недоверием к представителям рычащего волчьего племени. Но в этот раз необъятное и ничем не истребимое любопытство хорька Василия пересилило страх. Василий подошел поближе и, поправив берет, уже собирался изумить незнакомца каким-нибудь изящным оборотом речи, но внезапно раздался скрежет и треск из-за кустов, и из вод Серебряного озера медленно выполз крокодил по имени Фелуччио.

Слегка кивнув Василию как старому приятелю, Феллучио внимательно оглядел удивленного таким поворотом дел волка.

— Так ты и есть тот угрюмого вида волк, который кружил над озером? — спросил крокодил по имени Фелуччио. — Зря…

— Чего зря-то? — удивленно переспросил волк.

— Летал зря, — со вздохом произнес Фелуччио, — там дожди, ветра и мухи. Вот мои родственники драконы тоже летали, огонь извергали, оч-чень суетились. Ну и где они теперь? Вымерли все, начисто. А мы, крокодилы, как ползали, так и ползаем.