— Может, я и напортачил в первый раз, — снова начал Эйдан. — Ладно, признаю. Я даже обсудил это с Дарси.

— Дарси? — Шон закатил глаза. — Ну, ты точно идиот.

— Дарси — подруга Джуд и женщина.

— В Дарси нет ни одной романтической жилки. Забудь о посуде. Я вымою ее позже. — Шон обвалял кусочки рыбы в муке. — Сядь и расскажи мне, что ты натворил.

Эйдан не привык подчиняться младшему брату, и приказ Шона ему не понравился, но отчаявшийся мужчина готов на все.

— Когда именно?

— Расскажи все. Начни с начала.

Шон работал и слушал, не вставляя ни слова, а поскольку покончил с заказом раньше, чем Эйдан со своей историей, повелительно поднял палец, повергнув брата в изумленное молчание, и понес тарелки в зал.

Вернувшись, Шон сел, сложил на столе руки и пристально посмотрел на Эйдана.

— Ну, в общем, картина ясна. У меня есть десять минут, чтобы высказать свое мнение. Только сначала вопрос. Пока ты рассказывал ей, чего хочешь, и как все будет, и что нужно делать, ты случайно не упомянул, что любишь ее?

— Конечно, упомянул. — Или нет? Эйдан заерзал на стуле, дернул плечами. — Она же знает, что я ее люблю. Мужчина не зовет женщину в жены, если не любит ее.

— Во-первых, Эйдан, ты ее не звал, ты поставил ее в известность, а это разные вещи. К тому же мне кажется, что тот, кто уже делал ей предложение, не любил ее, иначе он не предал бы ее раньше чем через год. С чего бы ей думать по-другому?

— Да, но…

— Так ты сказал ей, что любишь, или нет?

— Может, и не сказал. Не легко сказать такое.

— Почему?

— Не легко и все, — пробормотал Эйдан. — И я не гребаный янки, который ее бросил. Я ирландец, человек слова, католик, для которого брак священен.

— О, ну это ее убедит. Если она выйдет за тебя замуж, твоя честь и твоя религия удержат тебя рядом с ней.

— Я не это имел в виду. — Голова кружилась, и он плохо соображал. — Я говорю, что она должна верить мне. Верить, что я не обижу ее, как обидел тот подонок.

— А еще лучше, Эйдан, она должна поверить, что ты любишь ее так, как ее никто никогда не любил.

Эйдан изумленно вытаращил глаза.

— И когда это ты стал таким умником?

— Больше двадцати лет я наблюдал за людьми и старательно избегал ситуаций, в которую попал ты. На долю Джуд выпало мало любви и уважения, а она в них нуждается.

— Я люблю и уважаю ее.

— Я знаю. — С искренним сочувствием Шон сжал плечо брата. — А она не знает. Ты должен смирить свою гордыню. Я понимаю, как тебе это тяжело.

— То есть я должен поползать на коленях?

Шон усмехнулся.

— Твои колени выдержат.

— Пожалуй. Будет не больнее сломанного носа.

— Она нужна тебе?

— Больше всего на свете.

— Эйдан, если ты не скажешь ей именно это, если ты не отдашь ей свое сердце, если не откроешь ей свою душу и не дашь ей время поверить в то, что она там видит, ты никогда ее не получишь.

— Она может снова отвергнуть меня.

— Может. — Шон встал, положил ладонь на плечо Эйдана. — Риск есть. Но на моей памяти ты никогда не боялся рисковать.

— Еще одно открытие для тебя. — Эйдан поднял руку, накрыл ладонь брата. — Я в панике. — Он встал из-за стола. — Если вы тут справитесь, я бы прошелся. Надо проветриться, прежде чем идти к ней. — Он осторожно дотронулся до носа. — Ужасный вид?

— Ужасный, — с готовностью подтвердил Шон. — А будет еще хуже.

У Джуд безумно болела рука. Если бы она не увлеклась проклятьями, то встревожилась бы, не сломала ли кости. Хотя если пальцы сгибаются и разгибаются, она просто здорово ушибла руку, чуть не пробив кусок бетона, прикинувшийся головой Эйдана Галлахера.

Первым делом Джуд позвонила в аэропорт и поменяла билет на завтра. Нет, не из-за Эйдана, ни в коем случае. Просто ей срочно нужно в Чикаго, побыстрее сделать все, что она задумала.

А потом она вернется сюда и будет жить долго и счастливо той жизнью, которую выбрала для себя сама, с тем, кого выберет сама. И единственный человек, которого точно не будет в этом списке, — Эйдан Галлахер.

Джуд позвонила Молли и попросила приютить Финна. Она уже скучала по щенку и, чувствуя свою вину перед ним, взяла его на руки и крепко прижала к себе.