Бабушка привезла не гроб, а урну с прахом, которую захоронила на местном погосте. Вопреки ожиданиям, она не выла в голос, была молчалива, но не казалась убитой горем.

Через неделю после погребальной церемонии Карнаухова заперла квартиру и испарилась, ни с кем не попрощавшись. О том, что она приобрела дом на Кипре, стало известно все от той же супруги полицейского, которая, не находя себе места от любопытства, заставила мужа использовать служебное положение и все-таки выяснить, куда подевалась Нора.

Денис умолк. Выдержав небольшую паузу, он торжествующе заговорил снова:

– И пока тебя тут не было, я узнал…

– Это я узнал, – перебил Жданова Роберт. – Да, Татьяна, мне удалось нарыть, что Наталья Карнаухова и ее муж Сергей Водопьянов никогда не регистрировались в Москве. Но погибли в столице в… одном ночном клубе. Никакого ДТП. Есть полицейский отчет, и в нем указано, что Наталья Карнаухова в состоянии алкогольного опьянения начала приставать к некоему Георгию Морозову. Эти ее действия очень не понравились его супруге, Алевтине. Женщины принялись таскать друг друга за волосы, подоспевший Сергей тоже стал размахивать кулаками, вмешались приятели Георгия…

– Ясно, – вздохнула я, – в результате два трупа.

– Четыре, – уточнил Троянов. – Погибли Наталья с Сергеем и Морозовы. Но вот самый интригующий момент. В первый раз, ища сведения о Ване, я не копал вглубь, а сейчас порылся и понимаю: свидетельство о рождении у него скорей всего фальшивое. У Натальи Карнауховой никогда не рождался сын Иван.

– Откуда же у Норы взялся малыш? – удивилась я. – Сомневаюсь, что она сама произвела на свет ребенка, возраст у дамы был уже солидный.

Роберт с нежностью посмотрел на скопище своих ноутбуков и продолжил.

– Элеонора Карнаухова зарегистрировалась в Москве в Назарином переулке, в квартире, принадлежавшей профессору Сергею Николаевичу Благоеву.

– Хоть крупица правды выяснилась, – обрадовалась я, – Нора действительно нанялась на работу к ученому. Кстати, почему мне его фамилия кажется знакомой?

И тут подала голос Лиза.

– Потому что я ее несколько раз называла, когда рассказывала о ректоре и декане Альберте Яковлевиче Ванюшине, который был заподозрен в краже раритетов из фондов провинциальных музеев. Вспомни историю с золотой чашкой, принесенной Иваном в скупку.

– Точно! – воскликнула я. – Благоев был заместителем Алика. Элеонора служила у Сергея Николаевича? Хочется воскликнуть: «Как тесен мир! Вот занятная случайность!» Но что-то мне подсказывает: в нашем деле никаких случайностей нет.

– Я тоже напрягся, когда увидел адрес, – повысил голос Роберт. – Назарин переулок? Так, так… Минуты хватило, чтобы сообразить, отчего он мне знаком, – в том доме, в коммунальной квартире, жили Олимпиада и Марфа Вировы.

– Постой-ка, – заморгала я, – ведь делила с ними жилплощадь Ванда.

– Верно, – подтвердил компьютерщик. – Благоев со своей прислугой Элеонорой, мать с дочерью Вировы и Ванда Комиссарова некогда проживали по соседству. Но это еще не все.

– В шляпе есть другие кролики? Вытаскивай их! – велела я.

Троянов откашлялся.

– Дом в Назарином переулке ведомственный, его возвели для преподавателей трех вузов, в том числе и для тех, кто работал в институте, который возглавлял Альберт Ванюшин. У ректора там была трехкомнатная квартира на пятом этаже, а его заместитель Благоев жил в соседней. Первый устроился по-царски один на просторной жилплощади, второму недурно жилось в четырехкомнатных апартаментах. Правда, в отличие от ректора у зама была семья – супруга и дочь Ксения. Девочка вообще-то ребенок его жены от первого брака, но профессор воспитывал малышку с малолетства и относился к ней как к родной. Понятно?

Я кивнула, обронив:

– Продолжай.

Роберт с недоумением воззрился на меня.

– Ты сообразила?

– Пока ничего особенного не вижу, – пожала я плечами. – Имею в виду семью Благоева. Не нужно считать всех мужчин бессердечными существами, не способными на истинную любовь одноклеточными организмами. Сергей Николаевич оказался хорошим человеком, полюбившим чужого ребенка.

Троянов как-то странно посмотрел на меня.

– Ну, если тебе ничего не показалось странным, то я продолжу… Дом в Назарином переулке, как я уже говорил, предназначался для преподавательского состава разных институтов, но пять квартир в нем отдали обычным очередникам. Из них две трешки превратились в коммуналки. Давайте обратим внимание на третий подъезд. На каждом этаже, кроме первого, где располагалась булочная, было всего две квартиры: «трешка» и «четверка». Поднявшись по лестнице, мы оказываемся на втором этаже. Одни апартаменты заперты, их хозяйка уехала преподавать русский язык в школу при советском посольстве в какой-то далекой стране. В других расположился врач-терапевт Виктор Маркович Дворкин с женой Ангелиной, доцентом вуза, где правит Ванюшин. На третьем этаже обе квартиры отданы профессору Аде Марковне Баух с ее многочисленным семейством. У дамы три дочери, сын, куча внуков. Дети Баух сплошь кандидаты наук, сама она как раз защитила докторскую, поэтому шумному клану удалось получить аж две квартиры. Но никто из них в городе постоянно не проживал, члены семьи Баух весь год проводили на благоустроенной даче в ближнем Подмосковье. На четвертом этаже в коммунальной трешке прописаны Олимпиада Вирова с дочкой Марфой и Ванда Комиссарова. Рядом с ними в четырех комнатах уютно устроились Резниковы. Глава семьи, Борис Владимирович, второй заместитель ректора Ванюшина. Благоев отвечает за научную работу в вузе, а Резников за учебную. Жена последнего, Елена Михайловна, известный гинеколог, преподает в медицинском вузе, а заодно является главврачом одного из московских роддомов. У них двое детей, Володя и Алина.

– С ума сойти! – выдохнула я. – Они все знакомы сто лет!

– Ну да, – согласился Роберт. – Итак, слушайте дальше. Годы идут, дети подрастают, взрослые умирают. Первой в лучший мир отправилась мать Ксении, супруга Сергея Николаевича. А сама девушка, достигнув совершеннолетия, вышла замуж за этнического немца Генриха Кауфа…

Я подскочила на стуле.

– Что? Ксения Кауф падчерица Благоева?

Троянов округлил глаза, а Лиза тут же вмешалась в разговор.