Шрифт:
– Александра Степановна! Что случилось?! Что с вами?! Что?!
– Не знаю! Наверное, слишком крепкий кофе выпила, – спокойным слабым голосом ответила Саша, хотя догадалась, что в ее организме зародилась новая жизнь. Ах, какое было бы счастье, если б этот малыш оказался ребенком Давида… Почему у них ничего не получилось?
Она поднялась на ноги и, покачиваясь, пошла в ванную. На полдороге остановилась.
– Света! Пожалуйста, не говорите никому, что я теряла сознание.
– И Юрию Андреевичу тоже? – заискивающим тоном спросила та, с тревогой глядя на хозяйку.
– Ему я сама скажу. – Саша знала, что домработница обо всем докладывает Юрию.
13. Чужая жизнь
Юрий не задал Саше вопросов по поводу ее самочувствия, и она поняла, что Света, вопреки обыкновению, ничего ему не рассказала. Это было странно. «Неужели она поняла, что я – не та Саша? Может, настоящая хозяйка больше общалась с ней? Делилась проблемами? Я пропаду, пропаду», – в смятении думала Саша, и сердце стучало в такт ее мыслям, часто и тревожно.
Этим утром они улетали в Женеву на личном самолете Юрия. Удивляться данному факту у Саши не было сил, ее мутило еще больше, чем накануне: наверное, сказались последние переживания.
Когда самолет оторвался от взлетной полосы, ей стало совсем плохо. К физическому дискомфорту примешивался болезненный, сосущий страх. Саша боялась авиакатастрофы, боялась своего разоблачения, боялась незнакомой страны, неизвестного будущего и того, что она уже никогда теперь не вернется в прежнюю жизнь.
Именно сейчас, в чужом мире, с чужим мужем, оставляя сына, мать и любимого, она часто думала о Давиде, особенно поняв, что опять ждет ребенка. Мысли метались от прошлого к будущему, и порой происходящее казалось ей нереальным, словно она смотрела остросюжетный фильм с собой в главной роли.
Самолет набирал скорость и высоту. Саша закрыла глаза. Юрий положил горячую ладонь на ее руку и шепнул:
– Не бойся! Со мной ничего не бойся!
Она благодарно кивнула, догадываясь, что на самом деле страх быть разоблаченным преследует и его. Саша понимала, что прислуга в Швейцарии знает «ее» гораздо лучше, чем Света в Киеве, и там нельзя совершить ошибки в поведении, манерах, привычках.
Когда стюард пошел разогревать обед, она попросила Юрия:
– Ты не оставляй меня одну, хотя бы пару дней. Я же ничего не знаю… – Она сжала его руку.
– Главное, не волнуйся! Ты хозяйка и моя королева! – Он улыбнулся бледной Саше.
– Я постараюсь! – дрожащим голосом ответила она.
Стюард поставил салаты и налил белое сухое вино «Шабли», даже не спрашивая, зная привычки хозяйки.
– Спасибо! – Саша поднесла бокал к губам.
Стюард сделал большие глаза, кивнул и пошел за хлебом.
– Моя жена никогда не говорила обслуживающим ее людям «спасибо», она кивала головой.
– Ну вот видишь, я обязательно проколюсь!
– Смотри на меня, я тебя выручу! – Он чокнулся с Сашей и отпил вино.
…Женева встретила их солнцем и яркими летними красками. За границей Саша оказалась впервые, но у нее возникло ощущение, что она здесь уже бывала. Лишь потом девушка догадалась, что видела все это в любительских фильмах Юрия.
Внутри «Мерседеса» пахло кожей и роскошью.
– Вот водичка! Попей, – ласково сказал Юрий, протягивая ей маленькую пластиковую бутылку, покрытую капельками влаги.
– Здесь что, холодильник? – удивилась Саша.
Он рассмеялся:
– Здесь? Здесь все «как в лучших домах Лондона и Парижа»! Поехали!
Саша смотрела в окно и не могла оторвать глаз от окружавшего ее пейзажа: затейливых цветников, бегущих вдоль дороги, дымчатой кромки леса на горизонте, пронзительно-белых, подсвеченных солнцем облаков.
Через час они подъехали к дому, который уместнее было бы назвать дворцом. Ухоженные клумбы, фонтанчики, даже маленькое озеро и огромные деревья, среди которых виднелись беседки, – все говорило о стабильности и достатке. К парадному входу вела великолепная мраморная лестница. Саша с улыбкой подумала о том, как обрадуется Павлик, когда она привезет его сюда и, взяв за руку, поведет вверх по этим белоснежным ступеням, но потом вспомнила, что здесь Павлику побывать не суждено. Мысли о сыне нарушили едва установившуюся в ее душе гармонию, и в дом Саша вошла с уже привычным ей настроением, в котором мешались тоска, отчаяние и страх.