Она протянула мне маленькую, мягкую ладошку. Женщиной миссис Коул Портер была очень красивой и явно это сознавала. Мне ее имя ни о чем не говорило — хотя она, судя по всему, полагала, что говорить должно.

— Мой муж, — она указала на элегантно одетого мужчину, сидевшего за соседним столом, — и Джеральд знают друг друга со времен учебы в Иейле, они были там лучшими друзьями.

Я спросил, как ей понравилась «Свадебка».

— Ох, она такая шумная. Но такая современная! Вам не кажется? Очень современная и при этом очень русская. Эти крестьяне в рубахах. И четыре фортепиано! Такая смелая идея, вам не кажется? Я хочу спросить у мсье Стравинского, не согласится ли он дать моему мужу несколько уроков композиции. Конечно, муж пишет чудесную музыку, но мсье Стравинский мог бы, я думаю, научить его очень многому — контрапункту, там, синкопе, всему, что необходимо для того, чтобы тебя принимали всерьез. В наши дни мало просто уметь сочинять мелодии. Думаю, мой муж мог бы написать для «Русского балета» шоу, которое будет иметь успех даже больший, чем «Хитчи-Ку».

Она подождала моей реакции и, не дождавшись, — хоть я и отчаянно пытался найти что сказать — довольно жалобно спросила:

— Но вы, по крайней мере, слышали о «Хитчи-Ку»?

Я ответил ей, что, увы, не слышал.

— В Америке оно пользовалось огромным успехом. Гильберт, — обратилась миссис Портер к сидевшему напротив нее степенного обличья мужчине, — ведь «Хитчи-Ку» пользовалось огромным успехом, верно?

— Огромнейшим, — подтвердил он.

Она снова повернулась ко мне:

— Вот видите? Но что мне действительно страх как хочется узнать… — она осмотрительно понизила прокуренный голос, — это что думают соотечественники мсье Стравинского о том, как он изобразил их родную землю. До конца этого вечера я непременно спрошу у кого-нибудь из присутствующих здесь русских, что он об этом думает, по правде.

Я сказал миссис Портер, что мне этот балет Россию ничем решительно не напомнил.

— Так вы русский! Постойте, нет… не может быть. — И она прикрыла нежной ладошкой округлившийся рот. — Вы так хорошо говорите по-английски.

Я объяснил, что у меня была английская гувернантка и по-английски я говорю с детства.

— Как очаровательно. Наверное, интересно было бы как-нибудь съездить в Россию. Хотя ее больше не следует называть Россией, верно? Советский Союз. Как великолепно звучит, как современно, но и немного угрожающе, вам не кажется? Муж говорит…

В зал спустились официанты, принесшие тарелки с вкуснейшей едой. Я, ничего с утра не евший, с большим удовольствием переключился с пищи духовной, коей потчевала меня очаровательная миссис Портер, на пищу телесную.

— Вы заметили, — спросил Кокто, — что всего лишь двое мужчин сидят в этом зале бок о бок — мы с вами? Интересно, что хотел сказать этим наш изумительный Игорь?

К еде он даже не прикоснулся, а все поглядывал в сторону первого стола. Впрочем, через несколько минут гнев Кокто, вызванный тем, что его сослали за стол американцев, умерился. Он отодвинул от себя нетронутую еду и сказал, что, по его наблюдениям, меня заинтересовало нежелание Дягилева подниматься на борт барки.

— Довольно драматичная получилась пауза, нет? Желаете узнать ее причину?

— Очень, — признался я.

— Сейчас нежный Нарцисс все вам откроет. Видите ли, когда наш Серж был мальчиком, его постигло большое несчастье — встреча с женщиной! Но пусть это вас не шокирует. Тут вовсе не то, что вы думаете. О нет: намного хуже. Та женщина была цыганкой. А Сержу было лет двенадцать, тринадцать. Полностью он эту историю никогда ни единой душе не рассказывал. Можно лишь представить себе, как отвратительная цыганка наскочила на невинного отрока, схватила его за запястье и затащила в темный, дурно пахнущий проулок. Вы русский и нарисовать такую картину можете лучше, чем я! Одной грязной лапой она раскрыла млечно-белую ладонь мальчика, а пальцем другой стала водить по ней. И после лукаво произнесла слова, забыть которые он так никогда и не смог: «Берегись. Ты умрешь на воде». Да с тем его и отпустила. Мальчик понесся домой, но как ни быстро бежал он, убежать от этих ужасных слов не смог. «Ты умрешь на воде». И что же вы думаете? Многие годы спустя, когда «Русскому балету» пришло время плыть в Южную Америку, наш Серж просто не смог составить ему компанию! Пророчество все еще действовало на него слишком сильно. Он остался в Европе. Благословив труппу, — я просто-напросто вижу, как он осеняет крестом своего возлюбленного, как вручает бедному юноше медальон святого Антония Падуанского, специально для этого и отчеканенный, — Серж отправил благословенного Нижинского в когти его роковой судьбы. То есть Рамолы — а она и сама венгерская цыганка, — умело совратившей Нижинского, едва он отдалился от нашего бедного Сержа. Я временами гадаю, не бабушка ли Рамолы и произнесла то пророчество, хорошо сознавая, что настанет день, когда оно доставит в руки ее внучки, тогда еще не родившейся, великий приз?

И Кокто, вскочив на ноги, сказал:

— Впрочем, у вас, я полагаю, история столь нелепая доверия не вызывает.

После чего отошел к ближайшему иллюминатору, взглянул в него, разыграв целую пантомиму — капитан приник к подзорной трубе, — и сообщил, хоть никто в его сторону не смотрел:

— Все еще продолжаем тонуть.

А затем, театрально пожав плечами, вернулся на свое место и возобновил прежнюю циничную болтовню. Казалось, никому в этом зале не дано было увильнуть от его всепроникающего взора.

— Ну-с, что вы думаете о нашем сегодняшнем хозяине, Джеральде? Впрочем, что это я? — вы же только что с ним познакомились. В целом он очень мил, но в нем присутствует одиночество, поющее жалобную арию, которую обычный слух различить не способен. Однако вслушайтесь — вслушайтесь в то, как он разговаривает, — слышите? — Кокто перешел на шепот: — Говорят, еще в юности он ужасным образом влюбился в мужа миссис Коул Портер — оба тогда только-только поступили в Гарвард — или то был Принстон? В общем, какой-то заросший плющом американский суррогат настоящего университета. Ничего из этой любви, конечно, не вышло, хотя я думаю, что мистер Портер со всей его музыкальной изобретательностью и восхитительным супружеством может еще попасть в верноподданные королевства более одинокого, чем то, в котором он обитает сейчас. Попомните мои слова. В конце-то концов, инверты, — дальше он говорил нормальным своим голосом, — всегда, знаете ли, распознают друг друга. Совсем как евреи. Правда, порой жизнь играет с ними маленькую шутку и распознавать им удается всех, кроме себя.