Длинный барак с распашными воротами в торце, проход посередине, по обеим сторонам прохода, разделенные висящими на цепях жердями, на дощатом помосте, приподнятом над проходом, стоят лошади, по пятьдесят с каждой стороны, хвостами к проходу. Косят глазами, фыркают, явно недовольные приходом незнакомых людей. Вдоль наружных стен под высоко расположенными узкими окнами — деревянные решетчатые кормушки для сена.

Дежурный ввел меня в курс дела:

— Видишь решетчатые кормушки перед мордами лошадей? Следи, чтобы в них все время было сено. Вот — метла, вот — лопата, совок и вилы. Следи, чтобы под ногами у лошадей было чисто. Вот — тачка, накладывай в нее навоз, вывози наружу и грузи в бричку.

Я был озадачен. Меня всегда предупреждали, что не следует подходить к лошади сзади, она может лягнуть! А здесь нужно все время ходить мимо лошадиных хвостов, да еще проталкиваться мимо них к кормушкам с охапками сена.

Преодолев страх, я принялся за дело. Лошади косились на меня глазами, фыркали. Иногда, когда я проходил с сеном, щипали меня за рукав губами, но не лягались и не кусались.

Всю ночь я, не присаживаясь, возил и возил навоз, таскал сено, подметал в денниках и в проходе. Постепенно я осмелел и, проталкиваясь к кормушке с пуком сена на вилах, похлопывал коня по крупу: подвинься, мол, дай пройти!

К утру бричка была заполнена навозом доверху. Дежурный сказал, что до сдачи дежурства надо запрячь в бричку одну из лошадей и вывезти навоз за ограду конюшен, туда, где было навозохранилище. Запрягать? Но я понятия не имел, с какой стороны взяться за кучу ремней, составлявших упряжь. Пришлось моему дежурному по конюшне взять на себя эту обязанность. Но оказалось, что и он не знал, какая из лошадей может ходить в упряжке, поскольку тоже впервые дежурил в этом полку. Вывел крупного вороного коня, запряг его и передал мне вожжи. Только я тронул вожжи, как конь рванулся обратно в конюшню, потащив за собой бричку с навозом. Бричка застряла в воротах, не давая нам возможности пройти в конюшню, где конь рвался в упряжи…

С большим трудом мы подлезли под повозкой, распутали коня, который оказался верховым, принадлежавшим командиру эскадрона, никогда не ходившим в упряжке. Если бы не помощь старшего сержанта, взявшегося за метлу и вилы, мы бы до конца смены не справились. Но все обошлось благополучно. Рано утром коней разобрали и увели чистить, и мы благополучно сдали дежурство новому наряду.

Если не считать смертельной усталости, с которой приплелся в казарму, я ощущал удовлетворение тем, что справился с тяжелым испытанием.

Доложив дежурному командиру о том, что смену сдал, забрался на нары на втором этаже казармы и заснул мертвым сном.

Вспоминая о событиях почти 70-летней давности, удивляюсь особенностям своей памяти: некоторые, казалось бы, незначительные эпизоды и встречи помнятся до мельчайших деталей, а события, несомненно игравшие важную роль в моей дальнейшей судьбе, оказались забытыми начисто. Так, я совсем не могу вспомнить о том, когда и как проходила церемония принятия присяги, хотя в военном билете есть запись о том, что это произошло 2 мая 1943 года.

Удивительно, но необъяснимо.

Весьма смутно помнится лишь первомайский парад, в котором участвовали все подразделения полка, маршировавшие в конном и пешем строю перед импровизированной трибуной, сооруженной у здания штаба.

Так или иначе, но только что рассказанные эпизоды происходили со мной, уже присягнувшим на «верность народу», одетым в красноармейскую форму с синими кавалерийскими погонами на плечах.

Командир отделения, радист первого класса сержант Утенков, встретил меня приветливо, рассказал о режиме дня, правилах поведения, принятых в полку, и указал место на нарах.

Казарма полуэскадрона связи — трехэтажное здание из светлого кирпича, она и сейчас еще существует. На первом этаже учебный класс с радиостанциями, тренировочным столом с ключами, школьной классной доской, нары с настилом, покрытым полотняными мешками, набитыми сеном, и попонами, служащими в качестве одеял.

Так начался мой первый день кавалерийской службы.

Начались будни, наполненные до отказа. Предстояло научиться многому, ранее мне совершенно неизвестному. Как ухаживать за конем: ежедневно чистить щеткой со скребницей «в семь кругов», следить за состоянием копыт, кормить и выгуливать, седлать и расседлывать, изучив конструкцию седла. Конная подготовка требовала овладения многими физическими навыками и первое время давалась мне с огромным трудом: до кровавых мозолей стирались внутренние поверхности бедер, то, что по-кавалерийски называлось «шлюз».

Радиодело, к началу курса изучения которого я опоздал, давалось мне несравненно легче. С помощью терпеливого командира отделения сержанта Утенкова я быстро преодолел отставание в освоении «морзянки» и на практических занятиях уже через несколько дней принимал и передавал закодированные тексты наравне с другими. Кроме всего этого, требовалось изучить телефонное дело, что впоследствии пригодилось мне не менее, чем владение техникой радиосвязи, уставы (караульной службы, дисциплинарный, боевой устав кавалерии), выкладываться на занятиях по строевой подготовке в пешем и конном строю, вольтижировке, рубке лозы, стрельбе и многому другому.