Шрифт:
— Завтра поговорим! А сейчас мне нужна ванна и хороший ужин!
Всю ночь у него из головы не выходила таинственная незнакомка, особенно запомнился ее ни с чем не сравнимый голос. Думая о ней, Мориц чувствовал, как по его спине бегут мурашки, но уже на следующий день он забыл о незнакомке: Луиза-Елизавета прислала ему весточку — муж уехал в свой замок л'Иль-Адам минимум на два дня, а она ждет его к ужину, чтобы провести с ним время с глазу на глаз. И он вновь оказался ослеплен страстью к принцессе...
На следующий день, после краткого визита к регенту и его матери, Мориц устремился на встречу с графом де Спарре, владельцем полка, который он собирался купить. Они быстро уладили все дела, и вот генерал уже едет в Фонтенбло, чтобы принять командование. Теперь в его распоряжении находилось восемь рот, из которых и состоит полк, называемый теперь Саксонским пехотным. В нем практически не было французов: в основном — немцы из всех возможных провинций, но также венгры, поляки, богемцы, голландцы, фламандцы и швейцарцы. Самый настоящий иноземный легион, большая часть солдат которого, в довершение ко всему, были еще и протестантами — лютеранами или кальвинистами, как и их командир. Отмена Нантского эдикта [61] , хоть и затронула немалую часть населения Франции, не касалась тех, кто служил в армии. В Саксонском пехотном все говорили по-немецки, и приказы тоже отдавались на этом языке.
61
Нантский эдикт — закон, даровавший французским протестантам (гугенотам) вероисповедные права. Издание эдикта завершило тридцатилетний период Религиозных войн во Франции и положило начало столетию относительного мира, известного как «великий век». Эдикт был составлен по приказанию французского короля Генриха IV и утвержден в Нанте 13 апреля 1598 г.
Счастливый, как мальчишка, получивший в подарок игрушку своей мечты, Мориц самозабвенно занялся переустройством своего полка, и поэтому у него оставалось гораздо меньше времени на любовные приключения...
Приближались новогодние праздники.
В канун Рождества между супругами де Конти разразился очередной скандал. В спорах Луиза-Елизавета привыкла отвечать на крики мужа пренебрежительным молчанием. Но все же хозяином был он, и когда он запретил ей выходить из дома, даже на ночную службу, ей оставалось только пожать плечами.
— Праздничный ужин вы проведете только с женщинами! Ни один мужчина к вам не приблизится!
Сам он отправился пировать в один из особняков в Марэ, где частенько развлекался. Едва он ушел, Луиза-Елизавета уже не смогла сдержать улыбки. Она знала, что может рассчитывать на своих горничных, ведь каждый предпочитал служить более приятной и щедрой хозяйке, чем этому желчному, раздражительному и жестокому человеку. В любом случае она и не собиралась сегодня выходить из дома, зная, что ничто и никто не помешает мужу всю ночь развлекаться и праздновать — в церковь его нога не ступала, кроме как по случаям официальных церемоний. И пока она ждала своего любовника в доме, Луизон, ее самая близкая наперсница, должна была поджидать его к одиннадцати часам у маленькой дверки, выходящей на улицу Генего [62] , а потом провести к хозяйке, где все уже было готово к превосходной ночи...
62
Особняк де Конти находился примерно там, где сейчас находится Монетный двор. (Прим. автора.)
Но «превосходная» ночь быстро завершилась. Было около двух часов после полуночи, когда тишину сонного особняка нарушил стук колес экипажа по мостовой, и Луизон тут же побежала в спальню хозяйки, где, при свете одного лишь ночника, Луиза-Елизавета и Мориц пили шампанское, прервав поцелуй.
— Мадам принцесса, скорее! Господин принц вернулся! И не один!
Луиза-Елизавета гневно воскликнула:
— Боже мой! Так он подстроил нам ловушку! Кто-то нас выдал!
Но одновременно с этими словами она уже выпрыгнула из постели и попыталась прикрыть свою наготу, кутаясь в белое шелковое дезабилье, отделанное кружевом. Мориц тоже вскочил на ноги и принялся собирать свои вещи, раскиданные по ковру.
— Что за проклятие эти мужья, что являются без предупреждения! — со смехом воскликнул Мориц. — Нам придется сразиться прямо здесь, в вашей спальне, моя дорогая.
— Он пришел не для того, чтобы драться с вами, а чтобы вас убить! Слышите, сколько народу он привел! Вы же знаете, какой он подлый и трусливый!
Не переставая говорить, она поправляла кровать, а Луизон прятала в ящик приборы и бокал, которыми пользовался Мориц.
— Но как граф выйдет наружу? — в ужасе спросила Луизон. — Господин принц наверняка выставил людей у выхода и в саду! О! Помилуйте! Он уже поднимается по лестнице!
— Но я могу выйти со стороны набережной! Слава богу, там есть окна! — спокойно ответил Мориц.
— Даже не думайте об этом! — возразила принцесса. — Окна находятся слишком высоко, и вы сломаете себе шею!
— За ваш поцелуй, моя дорогая, я бы отдал и сто жизней! Жаль, что у меня есть только одна... Но не бойтесь! Бог благоволит влюбленным, а я от вас просто без ума!
Одетый лишь наполовину (часть одежды он нес в руках), со шпагой наготове на случай неожиданной встречи, Мориц последовал за Луизон, которая, вооруженная лишь свечой, отвела его к галерее, окна которой выходили на реку. Одно из них она открыла. Справа виднелись огни Нового моста, на котором, несмотря на холод, продолжалось народное гулянье. Высота, с которой графу нужно было спрыгнуть, напугала служанку:
— Никто вас не увидит, но тут же очень высоко! Вы рискуете погибнуть, месье!
— Ничуть. Я, как кошки, — хорошо вижу ночью и всегда приземляюсь на лапы. Бросьте мои вещи вниз после того как я прыгну, потушите свечу и закройте окно! Время не ждет!
И правда, особняк уже наполнился шумом. Мориц перекрестился, повернулся спиной к реке, перелез через подоконник, уцепившись за него руками... а потом прыгнул.
Услышав снизу стон, девушка пересилила свой страх и выглянула наружу. Она увидела неподвижное тело и решила, что граф погиб. Служанка потушила свечу, и ее глаза быстро привыкли к темноте. Несколько мгновений она металась, не зная, как оказать помощь, что делать. А потом граф зашевелился. Он оделся, закутался в плащ и зашагал вдоль Сены, правда, заметно прихрамывая. Успокоившись, Луизон закрыла окно и отправилась в спальню хозяйки.