В те ночи, когда Чарли вызывал меня к себе в спальню, я шла, все больше чувствуя себя потаскухой, как он однажды назвал меня. Я шла к нему, как девушка по вызову. Иногда он занимался любовью со мной, Литой Чаплин, но чаще в тот период он просто вымещал на мне свою страсть и выпроваживал, объясняя это тем, что ему надо еще поработать.

Такие эпизоды опустошали меня на некоторое время, и я пыталась всеми силами заставить его видеть во мне что-то иное, чем тяжелую ношу на своей шее.

— Ты знаешь, что у меня совсем неплохие мозги? — сказала я однажды.

Он взглянул на меня с насмешкой.

— И кто это сказал?

— Их надо тренировать, но они не спят, — продолжала я. — Я быстро схватываю, если у меня есть стимул. Я не просто так говорила тем репортерам, что люблю тебя. Я очень хотела бы научиться всему, что могу, и быть тебе помощницей.

Я сделала паузу.

— Почему ты не пускаешь меня в свою жизнь?

Он спокойно спросил:

— А что тебе там делать?

Он увидел боль в моих глазах и сказал:

— Ну ладно, это прозвучало грубо. Но обнадеживать тебя было бы гораздо более жестоко в конечном счете. Мы несовместимы ни в чем, за исключением постели. Я понимаю, что ты, вероятно, одинока, что тебе нечем заняться…

— Я могу тратить свое время, делая что-нибудь полезное для тебя! — умоляла я. — Разве я не могу отвечать на письма поклонников или читать о чем-то, что может подсказать идеи для картин, или вклеивать заметки в журнал, или я не знаю… — что угодно, лишь бы быть частью тебя?

— Лита, — сказал он мягко, — сколько раз я могу повторять? Моя жизнь очень хорошо организована. Я нанимаю десятки людей, и они делают все, что мне нужно, потому что они обучены делать все именно так, как я этого хочу. Но я подумал… почему бы твоей маме не перебраться сюда? Уверен, она согласится, и тебе так будет лучше.

Мама переехала только после того, как я убедила ее в том, что это была идея Чарли. Она считала, что матери не должны жить с замужними дочерями и зятьями. Фрэнк привез ее и ее вещи в дом, когда Коно, бесстрастный как всегда, проинформировал ее, что ее ждут и что этот дом — ее дом.

В момент, когда она прибыла, я почувствовала себя более защищенной от внешнего мира. А потом, к моему огромному удивлению, Чарли пришел домой к ужину и по-королевски принял маму. За столом, пока он не ушел с извинениями в свою комнату, он обращался с ней, как с почетным гостем. Он был оживленным и очаровательным и потчевал ее забавными историями на съемочной площадке. Он вел себя с ней, как мог бы вести себя со своей женой. Глядя на них со стороны, никто бы не подумал, что всего несколько месяцев назад они набрасывались друг на друга. Чарли, казалось, вздохнул с облегчением, что теперь есть кому позаботиться о его нежеланной инфантильной суженой.

Теперь он мог жить сам по себе, не чувствуя за собой вины.

Приглашения на званые вечера продолжали поступать, но Чарли отклонял их, не только из-за нежелания отвлекаться от работы над «Золотой лихорадкой», но и потому, что вечеринки вообще были ему в тягость. Поэтому я была удивлена, когда неожиданно он сказал мне, что мы приглашены в «Пикфэр», дом Мэри Пикфорд и Дугласа Фэрбенкса. Позже я узнала, что это они настояли, чтобы мы пришли. Они были не только партнерами по бизнесу — они вместе создали компанию United Artists, — но и давними друзьями. Как-то раз они отвели его в сторонку и сказали, что с его стороны преступление не познакомить друзей с женой.

Чарли уступил, но казалось, был в полном смятении, когда я сказала, что у меня нет подходящей для этого случая одежды.

— Почему ты не обратилась к Коно? — спросил он.

— Я обращалась много раз, — ответила я. — Он говорил, что у меня вполне удовлетворительный гардероб. Может быть, и так. Меня не слишком волнует одежда. Но если мы пойдем в «Пикфэр», и я буду выглядеть жалко, не будет ли это плохо для тебя?

Это сработало. Меня отвезли в универмаг купить вечернее платье, которое я смогла носить еще несколько месяцев, пока рос мой живот. Было дано ненавязчивое распоряжение, что платье должно быть красивым, но недорогим. Я уже успела увидеть, как тяжело расставался Чарли с каждым пенни.

«Пикфэр» по роскоши напоминал Коув-Вэй, но казался более теплым и уютным, возможно, потому, что здесь была женская прислуга, тогда как штат Коув-Вэй был укомплектован исключительно представителями мужского пола. И хотя внешне владелец и владелица «Пикфэра» казались столь же несовместимыми друг с другом, как Чарли и я, — Даг был большим ребенком, в то время как Мэри — величественной леди из «Эпохи невинности» [4] , — не нужно было много времени, чтобы понять, насколько они подходят дуг другу. Мэри была не только любимицей Америки, она принадлежала Дагу, и он, несомненно, обожал ее.