Шрифт:
— Едем, понимаешь, мы с лова. А Николай заснул. Взял я да намазал ему чернью ладонь… Только он просыпается, глянь, говорю, Николай, что это у тебя на носу… Он — хвать за нос, ну, весь вымазался.
Николай стоял в стороне. Илья заметил смущение на его лице. Кажется, Петушок хотел еще что-то рассказать, но Рудой прикрикнул:
— Хватит, болтушка!
— Вишь ты, — безобидно сказал Петушок и бочком отошел от Варичева.
Илья пожал руки всем остальным, поздоровался с Николаем. Николай ничего не сказал. Он опустил голову, внимательно разглядывая доски причала. Только сейчас Варичев заметил странную нелюдимость этого большого, сильного человека, его застенчивость.
— Вот что, ребята, — сказал Асмолов, отбросив самокрутку. — На шаланде три человека. Степка, этот не горяч до работы… Николай тянет за пятерых.
— Это кто же, я не горяч? — гневно воскликнул Петушок. Отодвинув плечом Николая, он встал перед Асмоловым. — Я, говоришь, не горяч?
Асмолов даже не взглянул на него. Он продолжал спокойно:
— На шаланду, я думаю, Илью Борисыча направить. — И улыбнулся. — Этот наладит дело.
Крепняк покачал головой.
— Как же так, Порфирыч!
— А что?
— Приезжий человек… гость!
— Да ведь Илья Борисыч до самой осени тут будет.
— Милости просим, — сказал Крепняк весело. — Пускай отдыхает человек.
Теперь заговорили все одновременно.
— Его это воля, — коротко отозвался Рудой.
— А если на шаланду меня пошлете, — крикнул Петушок, — увидите, какой я не горячий!
Варичев подождал, пока смолкнет разговор.
— Сколько вы должны приготовить рыбы к осени, когда придет пароход? — спросил он у Крепняка.
— Двести тонн… одной красной. Потом, значит, икры двадцать бочек… потом…
— Хорошо, — сказал Илья. — А если мы приготовим триста тонн?
— Ну, — радостно протянул Крепняк, — это, брат, премия!
— Все, — сказал Варичев. — Принимайте меня на шаланду.
Асмолов громко засмеялся, и все поспешно встали с досок.
— А что, Рудой? — смеясь, закричал он, хлопая Варичева по плечу. — Вот человек!
Стоя у прилавков, на которых разделывали рыбу, Серафима все время прислушивалась к разговору. Теперь она выпрямилась, держа маленькую рыбку у самой груди. Эта розовая рыба трепетала в ее руках, как пламя.
Крепняк и Рудой тоже поднялись.
— Ну, коли так, — сказал Рудой, крепко обнимая одной рукой Варичева за плечи, — счастливого лова тебе, Илья Борисыч!
Крепняк тоже подошел ближе, расправил плечи, снял черный клеенчатый картуз.
— Так что принимай «Катеньку» — шаланду нашу, товарищ капитан… — Крепняк оглянулся: — Эй, команда: Николай, Петушок, новый бригадир заступает! — Петушок подпрыгнул, ударил в доски каблуками.
— Есть! Капитану — честь!..
Николай улыбнулся, по-прежнему не поднимая глаз.
— Такое дело, — сказал Петушок, быстро наклоняясь к Асмолову, — смочить бы не мешало…
Асмолов переглянулся с Крепняком.
— И верно… Эй, Серафима, сходи в погребок.
Она засмеялась, отложила нож и, взглянув на Варичева, закинула за голову руки, поправила прическу.
Приплясывая, Петушок двинулся вслед за ней. Николай глянул на него в упор. Обернувшись, Серафима остановилась на тропинке, строго сдвинула брови.
— Отстань…
Петушок покосился на Николая, пожал плечами.
— И не надо… сама принесешь.
На тесной палубе баркаса и у прилавков на берегу, стоя рядом, женщины разделывали рыбу. Длинные, узкие ножи плавно скользили по розоватым, мягким брюшкам кеты. Груды сочной икры падали на прилавок, таяли под парной солнечной теплынью. Женщины работали, почти не следя за руками. Быстро мелькали ножи. Светлая чешуя сыпалась к ногам их, как снег.
Серафима пришла через несколько минут, и Асмолов сам налил полные стаканы, тряхнул седой головой.
— За тебя, Илья Борисыч… большую удачу тебе!
Только Николай не выпил вина. Он подержал стакан, осторожно, словно боясь, что заметят, поставил его на прилавок. Тотчас рядом с ним появился Петушок.
— Что, Коленька светик, не пьете?.. Я за вас.
Отступив на шаг, Николай с удивлением следил, как, запрокинув голову, закрыв глаза, медленно, с наслаждением пил вино Петушок. Откуда-то появился Андрюша, веселый, уже хмельной, он забавлял женщин, беседуя с самим собою: «Вы, Андрей Ильич? Я Андрей Ильич. Закурим, Андрей Ильич?..»