…Мы прожили месяц на маяке. Шли дожди, проносились штормы, снова синело небо. В заливчике, у самой отмели, плескался тяжелый лосось. Был нерест. Большими серебристыми косяками рыба шла к берегам. Черные крабы ворочались в зарослях, меж камней. Мы ловили их прямо руками.

На легкой шлюпчонке под ветхим парусом иногда мы уходили за горизонт. Море было молочно-синее, пятнистое от облаков. Сильный кижуч бродил в неспокойной глубине; ближе к берегу пудовая камбала упрямо тянула лесу. Удивительно богат был этот голубой край: седые нерпы лениво плескались на отлогих волнах, сверкая черным кривым плавником, проносились касатки, гагары шумели на камнях.

Камбалу мы ловили ради интереса; было приятно угадывать первый клевок, ощущать радостный трепет лесы. Тусклая, в синих отливах, рыба шумно билась о борт и затихала, ошеломленная солнцем.

С берега мы несколько раз видели в море высокие белые фонтаны.

— Киты идут! — кричал Алексеев. Он растерянно метался по камням. — Да что же вы, ребята… Глядите, какие деньги!

Маячный сторож посмеивался в усы.

— Далеко не уйдут… Под Камчаткой там «Алеут», китобоец… Мой Гришка тоже раз такого китенка забил — два дня пластовали!

Николай задумчиво смотрел ему в глаза. Все эти дни он думал о чем-то своем. Иногда в одиночку он уходил к морю и там до поздней ночи сидел на камнях.

Это случилось вечером, так же просто, как наши ежедневные выезды на лов. Старики ушли на маяк. Я и Алексеев спустились к Николаю.

— Или журишься, Коля? — спросил я, присаживаясь рядом на камень. Его обветренное, поросшее русой щетиной лицо было печально.

— Нет, зачем?..

— Может, моржей высматриваешь? — пошутил Алексеев.

Над краем моря плыло большое багровое солнце.

Прямо от наших ног, мимо скал, вдаль, через горизонт лежала золотая тропа. Где она кончалась — за Шантарами?.. За тайгой материка?..

— Была у меня мать, старуха, — неожиданно сказал Николай. — В Темрюке. На Азовском море.

— Вспоминаешь?

— Вот, вспомнилось…

Он поднял камень, швырнул его на далекую волну.

— Такая судьба у матерей — ждать.

С моря подул ветер; звонче плеснула волна; голыши заговорили на отмели. Николай положил мне руку на плечо.

— Катер идет… гляди-ка! — изумленно закричал он.

Мы разом спрыгнули с камней. Из-за мыса по широкой золотой тропе шел катер. Тонкий вымпел трепетал над мачтой. На палубе стоял краснофлотец; длинные ленточки летели над его плечами.

Мы побежали к берегу, крича и смеясь. Катер шел прямо к нам. В десятке саженей от берега загрохотал якорь.

— Здорово, ребята! — кричал Алексеев, не замечая, что уже по колено стоит в воде. — С погодой, ребятушки…

С мостика улыбался молодой, обветренный командир.

— Как дела на маяке?

— Хороши. Мы матросы со «Скумбрии»…

— О!.. Поздравляю, товарищи…

Только через добрый час, на палубе катера, окруженные веселыми моряками, мы заметили, что с нами нет Николая. Он остался на берегу. Но и там, в заливчике на камнях, его не было тоже.

Я оглянулся на маяк. Сверху по каменистой тропинке спускался старик. Он был без шапки. Седые волосы развевались от ветра. Он бежал, спотыкаясь, протянув руки, что-то крича.

— Да ведь Гришка-то прибыл! — громко кричал он. Голос его был звонкий и радостный. — Где вы тут, Колька, Алексей, Петро?

Вместе с матросами мы двинулись к маяку. Сразу ожил, переменился остров. Камни откликались голосам. Травы гудели под ветром. Легкие розовые облака летели вдаль. Сладкий трубочный дым, спутник матросов, плыл над нами.

Женщина встретила нас на крыльце. Глаза ее были радостны. Но сведенные сухие губы дрожали. Она словно боялась улыбнуться, что-то еще пугало ее. Молодой командир весело поздоровался с ней, ласково пожал руку.

Мы вошли в горницу. Здесь не было никого, — никаких признаков гостя.

— Где же Григорий? — спросил я удивленно.

— Сейчас, — сказала женщина и опять своим обычным внимательным взглядом посмотрела мне в глаза. — Сейчас войдет.

За дверью послышался радостный голос сторожа:

— Да ступай-ка ты, баламут… бродячий сын!

Он с силой распахнул дверь. На пороге стоял Николай.

— Здравствуйте, товарищи. Вот, к отцу, к родителям я приехал, — сказал он спокойно, немного изменив голос, и подошел к столу. — Эй, мать, давай-ка гостям вина! — весело обратился он к матери.